– Нет-нет… У-у-у! Я знаю, что виновата…
Слезы, текущие из левого глаза, доставляли Дунфан Цинцану неудобство. Он раздраженно оторвал от простыни лоскут и насухо вытер левую щеку.
– Хватит заливать лицо Темнейшего слезами.
Ланьхуа по-прежнему сгорала от стыда.
– Но я же тебя… – всхлипывала она. – Я правда не хотела…
Дунфан Цинцан снова потер виски.
– Все было не так, как ты думаешь.
Орхидея перестала плакать.
– Не так?
– Это ведь и твое тело тоже. Неужели не чувствуешь? Не было ничего.
Только сейчас Ланьхуа догадалась прислушаться к собственному телу.
– Святые Небеса, как же я перепугалась, – с облегчением выдохнула она.
Избавившись от чувства вины, Орхидея тут же возмутилась:
– Тогда почему ты едва не прикончил братца-стражника?
– У тебя еще хватает наглости спрашивать? – приструнил цветочную фею Дунфан Цинцан.
Повелитель демонов вздохнул и, к своему удивлению, почувствовал, что постепенно привыкает к выходкам Ланьхуа. По крайней мере, он научился быстрее восстанавливать душевное равновесие.
Приведя мысли в порядок, он громко приказал:
– Приготовьте Темнейшему воду для омовения.
Через некоторое время в дверь тихо постучали.
– Господин, вода готова, пройдите в зал Очищения.
Дунфан Цинцан запахнул одежду, накинул верхнее одеяние и вышел из опочивальни. Слуги у него на пути все как один неподвижно уставились в пол, не смея косо взглянуть на Повелителя, но, когда тот дважды свернул за угол, сзади послышался шепот. Чаще всего упоминались слова «господин» и «мужчина». Что ж, ничего непоправимого, конечно, не произошло, однако… Орхидея снова почувствовала себя виноватой: похоже, она окончательно разрушила репутацию древнего демона.
Дунфан Цинцан ничего не сказал. Глядя на его каменное лицо, можно было подумать, что он ничего не слышал. В прошлый раз, когда его обсуждали служители Загробного мира, он вел себя точно так же. Он не придавал значения сплетням и презирал кривотолки, как будто судачили не о нем, а о ком-то постороннем.
Ланьхуа не сумела сдержать любопытство:
– Ты не злишься, когда тебе перемывают кости?
– Только слабаки судачат за спинами, – ответил Дунфан Цинцан. – Речи медведок и муравьев[26] мое сердце не тревожат.
Орхидея растерялась. Судя по легендам и тому, что она узнала за последние несколько дней, Дунфан Цинцан был вспыльчивым и раздражительным, убить при малейшем неудовольствии ничего ему не стоило. А еще он оказался заносчивым, нетерпеливым, жестоким и безрассудным. Но после этих слов Ланьхуа вдруг подумала, что, вероятно, Большой Демон не так-то прост. Возможно, у него особое представление о жизни.
– По словам наставника, кривотолки стирают в порошок кости…
Не дожидаясь, пока Орхидея договорит, Дунфан Цинцан усмехнулся:
– Темнейшему