Затрещал сухими поленьями костер, будя их от наваждения. Гора приподнялся с мешка песка, с сожалением отрываясь от теплого, насиженного места, и надуманно кряхтя, подбросил дров в костер, прокашлялся.
– Чайку никто не желает. – И не ожидая ответа ни от кого, повесил закопченный боками старый, с изогнутым носиком чайник на крючок, над огнем. Цвет чайника уже было невозможно различить, его бока, крышка, да и ручка, приобрели единый цвет, свойственный всей посуде их бункера – цвет копоти. И хотя они регулярно его чистили, не допуская прогаров, это мало помогало, и с каждым разом, предмет домашней утвари покрывался все большим налетом сажи.
– А, давай попьем! – Явно обрадованный тем обстоятельством, что его отвлекли от тяжелых мыслей, воскликнул Малыш. – Я пока шел на смену, мне пару пряничков, – он сунул огромную ладонь в замусоленный и видавший виды служебный, сшитый на военный манер, ватник, и вынул оттуда два сморщенных сухаря простого черного хлеба, – дали добрые девушки. – В его голосе послышалась неожиданная теплота.
– Это Катюша с Надькой. – Кивнул головой Гора. – Они, если успевают, всегда провожают смену на пост, и всегда что-нибудь дают вкусненького. А Оленька вот… – Он осекся, понимая, что тронул слишком тонкую струну.
– Да вернется ее Витька, вернется! Точно тебе говорю – Витька тот еще сталкер, много хаживал и много видел! Вернется! Недолго ей еще осталось дежурить у Рельсовых ворот. – Откликнулся убежденный в своей правоте старик Петрович. Петрович был у них вроде банщика, приглядывал за тазами, хлопотал по питьевой и технической воде. Изредка его, как сейчас, посылали «на смену», в дозор. Хотя, как сказать – в дозор? Посидеть в ста пятидесяти метрах от населенного людьми и теплом 5Б, под мерцающей лампой «Запасный выход», поговорить с мужиками, новостями поделится. Да и вправду сказать, ведь перед