Стивен Кинг
«Если бы этот мальчик остался жив, не нужны были б ни я, ни Достоевский»
Л.Н.Толстой
Глава 1
11 июля 1840г. Северный Кавказ, 41-я верста к юго-западу от крепости Грозная.
… Перед глазами словно блеснула молния. Уклонившись от удара горской шашки, я встретил следующий клинком своей, зазвенела сталь. «Наверняка тоже гурда, по звуку похоже» не к месту промелькнуло в голове, но рука уже крутила мой любимый финт, который показал мне однажды старина Монго, а тому в свою очередь наш дядя Афанасий. До совершенства я довёл его в кавалерийской школе. Там мы с моим приятелем Мартыновым любили попрактиковаться с саблями, и вот пригодилось …
Вылетевший из руки чеченца клинок сверкнул на солнце. Куда он улетел смотреть было некогда – горец не растерялся и, мгновенно вырвав из ножен кинжал, словно дикий барс, с криком «Алла!» прыгнул на меня, целясь своим оружием в грудь. Старый приём – быстро разорвать дистанцию и поразить противника коротким клинком, сабля и шашка при этом бесполезны – враг слишком близко, а для этих видов оружия нужно пространство. Ну, это если считать оружием только острые лезвия, а рукоять на что? И, увернувшись от кинжала, который всё-таки слегка, как мне показалось, задел мундир, я ударил своего врага в висок пяткой эфеса шашки. Удар оказался довольно силён, и чеченец рухнул на камни. «Скоро очнётся», – пронеслось в голове, – «Надо бы добить – в войне с горцами не до сантиментов. Этот джигит дорезал бы меня, не задумываясь».
Я огляделся – сражение подходило к концу. Горцы, подхватив своих раненых товарищей, отходили к лесу. Сил преследовать их у нашего отряда не было. Вокруг лежали окровавленные тела, раздавались стоны и мольбы о помощи на двух языках. Даже не на двух – неподалёку лежал в позе ребёнка в материнской утробе молодой прапорщик в окровавленном мундире и звал эту самую маму, по-французски. Я прислушался – у мальчика был хороший гувернёр, скорее всего француз из бывших пленных двенадцатого года.
В глазах помутилось и всё вокруг заволокло пеленой будто туманом и закачалось, словно я опять плыву на той лодке из Тамани …
– Вашбродь! Что с вами? Вы ранены?
Казак из моего отряда, соскочив с коня, подхватил меня под локоть.
– Эко вас!
Пелена спала с глаз, и я осмотрел себя – мундир на груди был вспорот, на сукне проступили кровавые пятна. Сняв его с помощью казака, я увидел, что всё не так уж и плохо – кинжал лишь слегка поцарапал грудь и, хотя из раны сочилась кровь, но всё могло статься гораздо хуже, если бы не … мой фамильный талисман, тот самый портрет, что в нашей семье называли образком. Это изделие неизвестного мастера передал мне отец в один из своих редких визитов в наши Тарханы. Бабушка не любила эти отцовские наезды, и всегда они заканчивались ссорами. Повзрослев, я понял причину этой вражды – в смерти своей дочери и моей матери бабушка почему-то винила отца. Ну да бог ей судья.
Так вот, однажды отец мне и передал реликвию, сказав, что это фамильный талисман клана ЛермОнтов, древнего шотландского клана, обедневший представитель которого поступил на службу к Русскому царю ещё в семнадцатом веке.
Реликвия сия представляла собой портрет весьма привлекательной дамы в изящной оправе из светлого серебристого металла. Металл тот не был серебром – гораздо легче и очень прочный. Острие вражьего кинжала из отличной стали кубачинских мастеров (я рассмотрел оружие, доставшееся мне трофеем – это был тот самый легендарный «старый базалай») не смогло полностью пробить образок и оставило только небольшое отверстие в самом углу портрета. Возможно этот чудесный металл смог бы когда-нибудь остановить и пулю из кухенрейтера, ведь площадь острия кинжала гораздо меньше диаметра пули, и законы физики дали бы шанс выжить одному благородному, но глупому дуэлянту … Однако, к чему это я?
– А образок то, – Семён, тот самый казак, что помогал мне, протянул уважительно, – видать то-о-очно заколдованный.
А потом встрепенулся и весело добавил, – вашбродь, а ловко вы чеченца то, того … угомонили! Ухватку такую впервой вижу, надоть запомнить, сгодится!
– Коли сгодится, то хорошо, – я начал приходить в себя и надо было начать командовать своим отрядом, который мне достался от поручика Дорохова, моего приятеля, даже, возможно, друга.
– Семён! Что там с нашими? Потери есть?
– Неа! Господь миловал! Тока Федюха пулю словил, гы-гы, – вашбродь, не могу сказать, звиняйте, в то самое место, на коем в седле сидят.
– В ж…у, что ли?
– Точно так вашбродь! В енту самую – ж…у!
– Ну так и говори, я не барышня какая. Кто ещё?
– Дак это, Галуб, кунак ваш, чуток без башки не остался. Чечена того я успел подстрелить, но он тако-ой живучий. Сам при смерти, а всё-равно шашкой Галуба достал – только папаха и спасла. Хо-орошая у него папаха. Обещал мне такую же новую подарить. Говорит