Процессуальная рекомендация полицейского управления для случаев, связанных с иностранцами, была стандартной: уголовного дела не возбуждать по целому ряду причин, среди которых иностранное происхождение жертв и отсутствие следственной перспективы для обеих смертей. Чего только не стерпит бумага!
А мне оставалось разобраться в собственных ощущениях. Ну, были встречи с Гонопольскими – встречи как встречи. Знакомство их с Вольским. И вот теперь без всякого перехода – колеса поезда и предсмертный визг. Под ложечкой засосало.
Может, это нечистая совесть? Подсознание ответило определенно: нет. Засосало от чувства кровожадного удовлетворения – вот ведь как удачно все сложилось.
Наступил черед других дел, перечисленных в моем памятном разговоре с Грохотом. Задания, полученные от Артема Ивановича, тоже были связаны с Русским домом.
Имя первому, наиболее важному из них, дала Варя Смолоногова, имеющая двойное гражданство – Британии и Южной Сан-Верде.
Впервые я увидел Варю на концерте симфонического оркестра из Санкт-Петербурга – еще совсем недавнего Ленинграда. Эту женщину нельзя было не заметить хотя бы из-за пышной копны рыжих волос. В антракте она оказалась в компании наших посольских, и Маргарита Генриховна, заметив нас с Катей, тут же организовала знакомство. Потом были еще какие-то общие тусовки, выставки, концерты. И, по мнению Артема Ивановича, Варя стала останавливать глаз на мне чуть дольше, чем допускали приличия.
Меня проинформировали о том, что Смолоногова как-то связана с закупкой российских военных кораблей и подводной лодки с планами перепродажи их крупному восточному соседу. В сделке были замешаны высокие адмиральские чины и совсем далеко, за горизонтом – их московская крыша.
Целью Артема Ивановича было выяснение всего и выведение на чистую воду всех – с последующим сокрытием всего и всех до нужного момента. А потому мне был дан зеленый свет на сближение с хищной орхидеей и выяснение, в частности, характера ее неясных пока отношений с Арсением Семаго.
Еще один совет Артема Ивановича, которому я не мог не последовать, сводился к рекомендации неформально пообщаться с Кириллом Вольским, моим партнером по делу аргентинского туриста и, судя по всему, сотрудником резидентуры и правой рукой генерала.
Между мной и Вольским сразу установились некоторые условности в виде неписаных и необсуждаемых правил. Мы оба знали друг о друге кое-что, о чем речь не заходила никогда, даже при разговоре наедине.
Вольский, безусловно, внимательно ознакомился с моим личным делом. Мои знания о Вольском, не считая намеков Артема Ивановича, базировались на разрозненных наблюдениях и догадках. Например, я был почти уверен, что именно Вольский добил аргентинского туриста в аэропорту – хотя лица человека в балаклаве не мог видеть никто.
По всей вероятности, Вольский был лично замешан и в расправе