И двадцать четыре человека в отдаленном монастыре в Квебеке.
Трубный глас. Их день начался.
– Ты шутишь, – рассмеялся Жан Ги Бовуар.
– Ничего я не шучу, – ответила Анни. – Клянусь, это правда.
– Ты хочешь мне сказать… – он подцепил вилкой еще один кусочек бекона, приправленного кленовым соком, – что твой отец, начав встречаться с твоей матерью, подарил ей коврик для ванной?
– Нет-нет. Это было бы смешно.
– Конечно, – согласился Бовуар и быстро доел бекон.
Откуда-то издалека доносилась музыка из старого альбома «Бо Доммаж». «La complainte du phoque en Alaska»[4]. Об одиноком тюлене, который потерял свою любимую. Бовуар напевал себе под нос знакомую мелодию.
– Он подарил этот коврик моей бабушке в тот день, когда они познакомились, – подарок хозяйке за то, что пригласила его на обед, – закончила Анни.
Бовуар рассмеялся.
– Он мне этого никогда не говорил, – еле выговорил он, давясь от смеха.
– Ну, отец не очень любит вспоминать об этом в светских разговорах. Бедная мама. Почувствовала, что должна выйти за него. Иначе кто бы его взял?
Бовуар снова рассмеялся:
– Насколько я понимаю, планка была установлена очень низко. Я с трудом подыскал тебе подарок еще хуже.
Он опустил руку под стол. В это субботнее утро на залитой солнцем кухне они вместе приготовили завтрак. На маленьком сосновом столе красовалось блюдо с яичницей-болтуньей, беконом и плавленым сыром бри. Начиналась осень, и перед завтраком Бовуар натянул свитер и отправился за круассанами и булочками с шоколадной начинкой в пекарню на рю Сен-Дени, за угол от дома Анни. Потом зашел еще в два-три магазина, заглянул в пару кофеен, купил свежие монреальские газеты и кое-что другое.
– Что там у тебя? – спросила Анни Гамаш, перегибаясь через стол.
На пол спрыгнул кот и нашел место, освещенное солнечным лучиком.
– Ничего, – ухмыльнулся Бовуар. – Какая-то штуковина, назначения которой я не понимаю, а если я чего-то не понимаю, то думаю о тебе.
Бовуар показал ей то, что принес.
– Ах ты, придурок! – рассмеялась Анни. – Это же вантуз!
– С бантиком, – уточнил Бовуар. – Это тебе, ma chère[5]. Мы уже три месяца вместе. Со счастливым юбилеем.
– Ну конечно, вантузный юбилей. А у меня для тебя ничего нет.
– Я тебя прощаю, – смилостивился он.
Анни взяла вантуз:
– Каждый раз, пользуясь этим инструментом, я буду думать о тебе. Хотя мне кажется, что ты будешь пользоваться им гораздо чаще. Ведь в тебе этого полным-полно.
– Как мило, – хмыкнул Бовуар, чуть наклонив голову.
Анни сделала выпад и осторожно коснулась Бовуара чашей вантуза, как фехтовальщик – острием рапиры.
Бовуар