Во-вторых, безжалостность «Альтаира» похожа на алый закат, предвещающий бурю. Они не щадят никого, вне зависимости от возраста или статуса, вздымая свои жадные щупальца мести так же, как пожирательница света готова поглотить все на своём пути. Легенды о их мстительности передаются из уст в уста, как страшные сказания, заставляющие сердца дрожать. Каждый, кто осмелится пренебречь их силой, рискует столкнуться с темной ночью, где предательство не прощается, а само понятие уважения разрушается.
В-третьих, «Альтаир» поражает своим искусством манипуляции, словно кукловоды, ловко дергающие за ниточки своих жертв. Их информаторы, густо рассеченные по многослойному сообществу, от уличных торговцев до высокопоставленных чиновников, словно бесшумные тени, охотятся за новыми слухами и тайнами. В таком мире, где каждый шаг можно обернуть против врага, нелегко найти тех, кто осмелится шептать что-то против них. Это подавляющее чувство страха, подобное утреннему туману, рисует тень мрака на лицах, заставляя людей замыкаться в себе.
Каждый член банды носит татуировку звезды Альтаир – черную, с агрессивными лучами, напоминающими молнии, готовые обрушиться в любой момент. Этот символ обрел статус знака бедствий, подминающего под себя умы и сердца. Достаточно одного взгляда на эту татуировку, и даже самые смелые начнут избегать общения, словно избегают непогоды.
Таким образом, банда «Альтаир» стала именем, от одного лишь упоминания которого стынет кровь в жилах, а люди, словно марионетки, обходят их стороной, не желая попасть в сети, плетущиеся из страха и жажды власти.
Глава 1. Под крыльями теней
Между светом и тенью касаются песчинки мечты, создавая неповторимые узоры.
Каждый день для Леи превращался в новую битву, где ей приходилось не только сражаться за своё право на существование, но и выносить физическое насилие, словно она была лишь пешкой на шахматной доске, где каждая фигура, символизировавшая её родителей, стремилась подмять её под себя. Питер Ван Хофф, человек с каменным сердцем и железной рукой, словно безжалостный тиранин, никогда не упускал возможности напомнить ей о её «бесполезности», критически оценивая каждое её действие и часто прибегая к жестоким методам наказания.
– Лея, сколько раз тебе говорить, что ты не способна сделать ничего правильно? – насмешливо спрашивал он, не поднимая взгляда от газеты, прежде чем поднять руку, как будто собирался отправить её в нокаут.
Мать, Хелен Ван Хофф, холодная и отчуждённая, не просто поддерживала насилие, но и нередко сама становилась зачинщицей, добавляя злобные комментарии, чтобы подлить масла в огонь. Её слова, как острые иглы, пронзали сердце Леи.
– Ты опять оставила пятна на скатерти, Лея? Ты даже простую вещь не можешь сделать, не напортачив, – говорила она, становясь соучастницей насилия, когда Питер поднимал кулак и наносил жестокий удар, как будто у него не было ни капли сострадания.
Лея, молодая девушка с каштановыми волнистыми волосами и почти незаметными веснушками, вместо тепла и поддержки, которые могли бы ожидаться от родителей, сталкивалась с постоянным страхом, унижением и болью. Её избиения стали обычным делом; каждое неповиновение, каждая мелкая ошибка карались жестокими ударами, как непрестанная гроза, накрывающая её дух.
– Почему ты просто не можешь быть нормальной? – кричала Хелен, сжимая зубы от ярости, когда Лея не успевала вовремя убрать комнату, подталкивая своего мужа снова прибегнуть к жестоким мерам.
Для Леи жизнь превращалась в кошмар без конца и края, в серую тьму, где царил страх и предательство. Её тело носило следы побоев, а душа – шрамы от унижений. Единственным утешением оставались редкие мгновения тишины, когда родители либо отсутствовали, либо погружались в свои собственные дела, временно забывая о её существовании. В такие минуты Лея старалась дышать глубже, погружаясь в краткий мир покоя, мечтая о свободе.
Жестокость Питера и Хелен Ван Хофф достигла своего пика в тёмном и криминальном уголке Детройта, городе, пропитанном безнадёжностью и преступностью, как старый, изношенный ковёр, который сохранил лишь воспоминания о былом великолепии. Каждая улица, каждый закоулок хранил свою мрачную историю, и дом на углу 47-й и Пайк-стрит не был исключением.
– Лея, я не могу больше терпеть это, – произнес Питер тем же холодным тоном, который стал для неё смертным приговором. Он отложил газету, встал и медленно подошёл к ней, его глаза блестели ледяным гневом, как холодный металл, готовый к бою. – Ты снова испортила мою рубашку. Снова! Что ты скажешь на это?
– Простите… я… не хотела… – Лея пробормотала, как будто её слова могли стать барьером между ней и неминуемым.
Но время слов давно прошло. Кулак Питера оказался в её боку, заставив её согнуться пополам. Едва она оклемалась от первого удара, как второй уже настиг её челюсть, как молния, оставляя