Варварская рапсодия. László Horgos

в таком виде не стоило, однако прогулка по бульвару сулила множество сомнительных перспектив. Следует также заметить, что покойная Белла именно так и ходила, как в гости, так и на работу, но этого Нинель знать не могла. Отработав субботу по полной программе в качестве аккомпаниатора для хора мальчиков-туберкулёзников, певших краснознамённым хором все военно-патриотические песни того времени, Нинель призадумалась о необходимости срочно приделать рога Валерику. Кроме этой сакральной мысли в голову Нинель зашла мысль о необходимости срочно перекраситься в брюнетку, однако, по причине природной лени и некоторых других неясных обстоятельств, реализация сей безумной идеи была отложена на неопределённый срок. В субботу Валерик был выходной, но в воскресенье работал допоздна. Именно в воскресенье двадцать третьего июня одна тысяча девятьсот восемьдесят пятого года Нинель и произвела подготовку к своему экстренному грехопадению, которое обязано было состояться на следующий день. Перекрашивание головы не состоялось, и Нинель ограничилась только тщательным выскабливанием своего лобка. После ванны она выпила бутылку вина, чтобы не так противно было соблюдать супружеский долг, однако Валерик пришёл домой на бровях, а посему совсем даже не заметил приготовлений своей жены.

      В понедельник Нинель проснулась часов в семь, а её благоверный дрых как чучело. Она долго крутилась перед зеркалом, выбирая себе наиболее сексуальное бельё, но пришла к выводу, что лучше белья не одевать вообще. Так надёжнее. Тут уж точно не включишь задний ход. Короче говоря, Нинель надела пояс с чулками и коротенькое платье, такое короткое, что всем было ясно, что она в чулках, а не в колготках. Туфли выбирать долго не пришлось, ибо выбирать из одной пары не так уж трудно. К половине десятого Нинель была в полной боевой готовности и с боевой раскраской на лице. Неторопливо перекурив, она вышла на улицу и пошла на блядоход в сторону бульвара. Мысли были самые радужные. Настроение было боевое, а погода радовала тёплым, но свежим ветерком, приятно обдувавшим её лысую промежность.

      Пройдя метров пятьдесят, Нинель остановилась. Она увидела у подъезда соседнего дома весьма загадочное зрелище. Две кампании, человек по десять в каждой, стояли по разные стороны от подъезда и как-то непонятно смотрели друг на друга. Одна кампания была откровенно еврейской, зато вторая была вроде как из русских. Русские были все молоды, а о евреях такого сказать было невозможно. Сначала Нинель подумала, что они подерутся, но этого не произошло, зато вместо драки прибыл ритуальный автобус. Из автобуса вытащили каталку и установили её около подъезда, а четыре русских мужика ушли в подъезд. Минут через десять они вынесли гроб, который установили на каталку. К этому моменту Нинель уже стояла в кампании евреев, которые что-то говорили, но ей было наплевать на то, что они говорят. Она машинально кивала им головой, на которую она уже успела переместить чёрную косынку. Евреи поочередно прошли мимо гроба, что-то там пробормотали,