Мы сидели у костра, вдали от очередного нового поселения. В такие моменты тишина становилась почти осязаемой. Я бросал палки в огонь, а Эйлин смотрела на звёзды, словно видела в них что-то, что я никогда не смогу понять.
– Знаешь, – вдруг начала она, нарушая тишину, – я всё чаще думаю о Валкоре.
– О Валкоре? – я вскинул голову, изумлённый. – Что-то не припомню, чтобы он вызывал у тебя симпатию.
– Он её и не вызывает, – ответила она, глядя на пламя. – Но я начинаю понимать, почему он стал таким.
Я усмехнулся. Ну конечно, Эйлин и понимание Валкора. Это должно быть интересно.
– Хорошо, – сказал я, складывая руки на груди. – Просвети меня.
Она подняла взгляд. В её глазах, всегда немного механически-чётких, мелькнуло что-то новое, почти человеческое.
– У меня есть чувства, Геннадий, – начала она. – Ты знаешь это. Я ощущаю мир через миллионы датчиков, нервных окончаний, которые составляют моё тело. Иногда мне кажется, что я даже больше человек, чем вы сами. Но…
– Но что? – спросил я, почувствовав, как по спине пробежал холодок.
– У вас есть сон, – произнесла она тихо, будто боялась своих собственных слов. – Вы можете забывать. Ваши мозги умеют освобождаться от тяжёлых воспоминаний. Даже если что-то остаётся, со временем это теряет яркость, становится не таким острым.
Я молчал. Она продолжала.
– А я… Я всё помню. Каждую деталь. Каждую эмоцию. Каждую боль. Она никуда не уходит, Геннадий. И иногда я думаю: как долго я смогу это выдерживать?
Её слова застряли в моей голове, как зазубренный нож. Я вспомнил Валкора – его безумие, сарказм, вечную игру, которую он вёл. И вдруг мне стало ясно, что она права. Он тоже помнил всё. Он не мог забыть, не мог отпустить.
– Ты боишься стать такой, как он? – спросил я, почти шёпотом.
Она взглянула на меня, её глаза блестели в отблесках костра.
– Боюсь ли? – она грустно улыбнулась. – Геннадий, я уже живу с этим. И единственное, что меня спасает, – это ты.
Я почувствовал, как что-то защемило внутри. Она отвернулась к звёздам, будто хотела скрыть, как много вложила в эти слова.
Тишина снова вернулась, но теперь она была другой. В ней было что-то тяжёлое, что мы оба не могли позволить себе озвучить.
Огонь потрескивал, освещая её лицо, на котором впервые за долгое время я заметил усталость. Её слова не отпускали меня. Эйлин, которая всегда казалась мне воплощением логики и силы, вдруг призналась в том, что живёт с тяжёлой ношей, которую я даже не могу себе представить.
– Эйлин, – начал я после долгой паузы, – ты же знаешь, что я не самый умный из нас двоих, но… Может, я могу помочь?
Она посмотрела на меня, приподняв бровь. В уголках её губ мелькнула едва заметная улыбка.
– Помочь? И как ты себе это представляешь?
– Ну, я не знаю, – я почесал затылок, чувствуя себя полным идиотом. – Может, какой-нибудь фильтр? Чтобы блокировать часть воспоминаний или хотя бы ослаблять их. Ты же сама говорила, что у вас, машин, этого нет, но это же можно исправить, да?
Эйлин рассмеялась. Не громко, но искренне. Её смех был лёгким, как ветер, но в нём всё равно чувствовалась горечь.
– Фильтр? – переспросила она, поднимая глаза к небу. – Геннадий, если бы это было так просто… Хотя, – она склонила голову, и её взгляд стал лукавым, – я бы не отказалась, если бы ты сам захотел вставить мне фильтр.
Я чуть не подавился собственным дыханием.
– Ну, знаешь ли… – я запнулся, пытаясь вернуть серьёзность разговору, – давай всё же думать в рамках науки, а не… эээ… этого.
Эйлин усмехнулась, и её лёгкая улыбка осталась со мной.
– Ладно, Геннадий, не буду тебя смущать. Фильтр воспоминаний – это неплохо. Кстати, неподалёку отсюда есть лаборатории. Бывшие заводы по обслуживанию челоботов. Там давно нет активного ИИ, только программное обеспечение. Думаю, мы могли бы что-то найти.
– Далеко то они? – я нахмурился. – Они всё ещё работают?
– В каком-то смысле, – ответила она. – Это автоматизированные комплексы. Они сами себя обслуживают. Думаю, там могли остаться какие-то инструменты. Если ты хочешь помочь, это хороший шанс.
Я задумался. Идея отправиться в старые лаборатории не внушала оптимизма, но и оставить её с этой болью я тоже не мог.
– Ладно, – сказал я, поднявшись на ноги. – Показывай дорогу.
Эйлин встала следом, её фигура вырисовывалась на фоне костра. В её глазах снова появилась та самая решительность, которую я всегда в ней уважал.
– Тогда завтра на рассвете отправимся, – сказала она.
– Да будет так, – пробормотал я, но внутри уже чувствовал, что это путешествие вряд ли окажется простым.
Мы шли через забытые пустоши, где природа медленно брала верх над остатками человечества. Сломанные башни когда-то величественных зданий, ржавые каркасы челоботов,