– Не богохульствуй. В своих страданиях виноваты мы сами. Если Бог в чем-то и виноват, то только в том, что создал нас, – растерянно пробормотал реб Сендер и почему-то стал вытирать платком близорукие глаза.
После уроков Айзик обычно отправлялся на реку. Он спускался с косогора, поросшего чахлыми плакучими ивами, скидывал с себя одежду – полотняные штаны и байковую рубаху, с какой-то медлительной торжественностью входил в воду и, широко раскинув руки, погружался в зеленую, текучую тьму.
Иногда он выпрыгивал из нее скользкой чешуйчатой рыбой и, насладившись щедро брызнувшим на миг светом, снова нырял в пучину.
Не очень заботясь о еде, Айзик на час-другой как бы превращался в водяного – водил хороводы с рыбами и, обвив себя водорослями, доверял свое гибкое и безгрешное тело течению теплой и ласковой, как коровье вымя, реки, которая навсегда, как казалось Айзику, уносила его из местечка в неведомые, манящие края, туда, откуда никто – ни родители, ни реб Сендер, ни старшие братья и сестры – уже никогда вернуть его не мог.
Он не водился со своими сверстниками и однокашниками, которые целыми днями удили с мостков глуповатых уклеек, напоминавших в сплетенном из лозы садке набор потускневших серебряных ножей и вилок.
При виде пойманной рыбки Айзик виновато зажмуривался, и в его воспаленном воображении возникала не позарившаяся на червяка или муху уклейка, а он сам, беспомощный, бьющийся в судорогах. Тут, на берегу прирученной реки, ему, отроку, не раз приходило в голову, что неизбежный удел каждого человека на свете – невидимая, непрерывная и безжалостная ловля – меняются только водоемы и удилища, крючки и наживка. Каждый только и делает, что старается поймать на свою приманку другого. Куда ни глянь – всюду ловчие.
И учитель реб Сендер, и лавочник Вайнштейн, и даже местечковый раввин. Все, все… И он, Айзик, когда повзрослеет, станет одним из ловчих.
Местечковые мальчишки посмеивались над Айзиком, считали его зазнайкой, богомолом, не расстающимся с Торой, обидно дразнили и за нежелание с ними водиться грозили когда-нибудь проучить.
И, улучив удобный случай, проучили.
Отличился рыжий Менаше, зачинщик всех школьных драк и стычек. Он ни с того ни с сего предложил хилому, ничего не подозревавшему Айзику померяться с ним на берегу силами и, когда тот благоразумно отказался, неожиданно схватил его своими ручищами-кувалдами, поднял в воздух и под восторженные клики своих закадычных дружков – конопатого Хаима и вислоухого Переца – швырнул на землю.
– Стяните с труса штаны, – скомандовал он своим подручным. – Наконец-то мы узнаем, что у него под пупом – стебелечек и кулечки с семенами или канавка.
– Го-го-го! – дружно грянули Хаим и Перец и принялись за дело. Они навалились на Айзика, сняли с него портки и, кривляясь и пританцовывая вокруг лежащего, закинули их на соседнюю иву.
– Ну? –