– А кто нам позволит нарушать утвержденное райисполкомом постановление? – вопросом на вопрос ответил Быстров. – Если ты такой смелый и можешь положить на стол партийный билет – нарушай. Я, извини, не такой смелый и рисковать партийным билетом не буду. Раз решила советская власть, не нам менять ее решения.
– Кого же мы вышлем? – беспомощно проговорил Иван Андреевич, держа в руках разнорядку.
– Ну-у, Иван Андреевич, – успокоил его Быстров, – была бы бумага, а найти кого выслать – найдем! Это уж нам с тобой решать совместно с активом и беднотой. А не сможешь – ОГПУ поможет! Самых злостных вышлем, другие сами побегут в колхоз, – уверенно говорил уполномоченный. – И еще хочу добавить, товарищ председатель, что при создании колхозного поля земли частников, попавшие в общее поле, будем изымать! Им дадим взамен на отшибе, – усмехнулся Быстров и добавил: – Если, конечно, такие найдутся. Но наша с тобой позиция в этом вопросе должна быть единой и твердой.
Марченко вспотел:
– Что же мы силком тащить будем, которые не идут? – растерянно спросил он и машинально посмотрел в окно.
По улице шел Лаврентий Жамов. Председатель потянулся к окну и постучал согнутым пальцем в раму. Лаврентий остановился и, увидев в окне Ивана, машущего рукой, удивленно посмотрел на председателя.
Тот продолжал энергично махать рукой.
Лаврентий пожал плечами и пошел на зов. Только сердце почему-то заныло от недоброго предчувствия.
– Вот давай его и спросим, почему он не идет в колхоз?! – повернулся Марченко к уполномоченному.
– Давай спросим!
– Здоровы были! – угрюмо проговорил вошедший Жамов, стаскивая с головы меховую шапку.
– Садись, Лаврентий Васильевич, поговорить надоть! – сказал Марченко и показал рукой на скамейку, стоящую вдоль стены.
– Ниче, не велик барин, постою. О чем говорить-то?
– Да есть о чем! Например, почему ты, красный партизан, не желаешь вступить в колхоз. А? Вот ты сам и обскажи товарищу уполномоченному из района.
Лаврентий поднял глаза на сидящего за столом человека. «Как поросенок – белобрысый», – отметил он про себя.
Быстров с интересом разглядывал вошедшего, его подбористую сильную фигуру.
Лаврентий тоже не сводил глаз, продолжая упорно смотреть в лицо уполномоченному, тот не выдержал и отвел взгляд. Жамов криво усмехнулся:
– А че мне с ем говорить. Не его землю обобчисляют, а мою.
Не ему скотину со двора вести, а мне. Не его зерно из амбара выгребают, а мое! Пусть он влезет в мою шкуру, тогда мы с ем поговорим.
– Ишь ты, как поворачиваешь! – зло вспыхнул уполномоченный. – Значит, тебя советская власть обижает, что хочет всех нас вывести на светлую дорогу.
– А мы, товарищ хороший, не бараны, чтобы нас вести. Промежду прочим… Мы не желаем…
– Говори за себя! – грубо перебил его уполномоченный. –