История Древней Армении. Моисей Хоренский

II. Где и как прошли первые годы его жизни – мы не знаем: в истории он является нам юношей, обратившим уже на себя внимание своих наставников – патриарха Саака и сотрудника его Месропа. Когда в первых годах V века, после усовершенствования армянского алфавита, задумали приступить к исправлению армянского перевода Священного Писания сличением с переводом семидесяти толковников; когда Саак и Месроп, чтобы достойным образом совершить этот важный труд, решили отправить в Александрию, Афины и Византию лучших своих учеников для усовершенствования навыков в греческом языке в знаменитых школах того времени, выбор их, среди прочих, пал на Моисея Хоренского, как на одного из даровитых юношей. Путь его лежал по городам, известным в то время своими школами, знаменитыми преподавателями и богатыми библиотеками. Первый город, в который вступил наш юный путешественник, была славная своими архивами Эдесса. Здесь, вероятно, запасся он теми материалами, которыми впоследствии умело воспользовался для своей «Истории»[2], где неоднократно делает указание на Эдесский архив. Но пребывание его в этом городе было непродолжительно, так как он стремился в другую, более знаменитую школу: его влекла Александрия со своей школой, библиотекой, учеными, философами, богословами. Следует полагать, что Моисей Хоренский провел здесь не один год. Тут он посвятил себя изучению греческой литературы, неоплатонизма[3] и богословия. Во время пребывания в Александрии главным его руководителем был некий философ, которого он называет «новым Платоном». Этот новый Платон был, возможно, Кирилл Александрийский или эклектик Олимпиодор. Ознакомившись с неоплатонической философией, Моисей Хоренский оставил «пресловутую», как он называет, страну Египетскую и отправился в Италию, не замедлил отплыть в Афины, где и провел зиму. С весной следующего года он направил свой путь в Византию. Долгое отсутствие в отечестве, совершенное неведение того, что происходило в Армении во время его странствования, предчувствие чего-то недоброго тревожили его душу и не давали покоя. Наконец он покинул Константинополь и поспешил в свое отечество.

      Много протекло времени с той поры, как Хоренский по замыслу своих наставников предпринял для изучения греческой мудрости и языка долгое, трудное и дальнее путешествие. В то время многое изменилось в его отечестве, и, когда в 441 году он возвратился в Армению, наставников его, Саака и Месропа, уже не было в живых и славная династия армянских Аршакидов, в лице юного Арташеса III, сына Врамшапуха, пресеклась после 580-летнего существования. Разумеется, в этих смутных обстоятельствах Моисей Хоренский не мог ожидать такой встречи, какую готовили бы ему Саак и Месроп. Забытый, никем не замеченный, предоставленный самому себе, погруженный в свои ученые занятия, в которых искал единственного убежища от бедствий своего времени, Моисей Хоренский долго скитался по своему отечеству – которое в то же время изучал во всех отношениях, – пока наконец в 460 году один из владетельных князей армянских, великолепный Саак Багратуни, бывший в то время марзспаном (правителем) Армении, обратился к нему с предложением написать историю Армении. Утомленный летами и болезнями, старец охотно принялся за этот труд, которым должен был обессмертить и себя, и своего юного мецената.

      Как следует из слов самого Моисея Хоренского, последняя половина его жизни, а именно период после возвращения из путешествия, прошла для него бурно и тревожно. Путь науки и в те отдаленные времена не был усеян цветами. Подобно Хоренскому и славные его соученики не могли похвалиться любовью и сочувствием своих современников.

      Скорбные жалобы старца на последних, неоднократно вырывающиеся у него в его «Истории Армении», слишком громко говорят о тех преследованиях, на какие способно одно только невежество. Несмотря на это, благородная возвышенная его мысль постоянно была обращена к любимому отечеству, которому он не переставал служить. Многое из разнообразного богатства греческой литературы было пересажено на армянскую почву Моисеем Хоренским, не говоря о самостоятельных его трудах, которые – хотя не все дошли до нас – составляют, однако, лучшее достояние армянской письменности. Поэтому и немногие лучшие люди того времени, преимущественно светские, называли его «вторым Сааком и Месропом». Но не так смотрело на него духовенство: оно не давало ходу Моисею Хоренскому, который до глубокой старости оставался простым архимандритом. Многосторонняя его ученость, разнообразные по содержанию сочинения, святость жизни – все это служило к сильнейшему возбуждению негодования тогдашнего армянского духовенства по отношению к Хоренскому и бросает безрадостный свет на отношения нашего автора к духовенству, которое не давало ему покоя, подвергая его гонениям от места к месту. Наконец гонители его как бы утомились, смягчились, возвели его в епископский сан, назначив епископом Багревандским и Аршаруникским на место Езника Кохбского. Но, как видно, не долго довелось ему управлять этим своим жребием и не долго было примирение с ним духовного начальства. По кончине его, последовавшей, по свидетельству хронографа Самуила Аниского, в 493 году, кости многострадального мужа были вырыты из могилы и брошены в реку[4]. Лазарь Парпский, сообщивший нам эти подробности, заключает печальную повесть о последних днях Моисея