Красивая вещь, сильная. Брошь представляла собой изображение тонкого клинка, пронзающего снизу вверх распустившийся цветок водяной лилии. Девять лепестков, которые угадывались в тонком контуре металла, плотно усыпали небольшие, искусно огранённые бесцветные камни, они же, только ещё меньше, обозначили мелкую сверкающую дорожку по центру меча. Их игра была непередаваема. В каждом маленьком осколочке сверкали сотни малюсеньких солнечных зайчиков, стоило свету заблудиться в этих камнях, как те вырывались на свободу и прыгали яркими песчинками по стенам. Время не оставило на броши ни одного следа, ни одной царапины, белый металл отсвечивал так, словно только вчера был отлит и отполирован до зеркальной гладкости.
Но всё это Шелара уже видела. И не раз. Решение же продать брошь далось очень нелегко, и не хотелось лишний раз травить себе душу. Девушка вздохнула и отвела от себя руку Люцианеля.
– Я на неё уже насмотрелась.
– Вы и представить себе не можете! Это же работа арши!
Восторги ювелира почему-то совсем не трогали Шелару. Она только снова выдала тяжёлый вздох, как бы напоминая, что, если это – её наследство, то о такой мелочи она, конечно, знает, и спросила будничным тоном:
– Сколько?
– Что?
– Сколько дадите за неё?
– Сорок золотых.
Тон оценщика сразу сменился на деловой, ни ноты былого восхищения. У девушки начали закрадываться подозрения, что спектакль с приступом восторга рассчитан на усыпление бдительности. Что ж, торговаться, как она считала, она умеет.
– Семьдесят!
Полуэльф округлил глаза, будто она его душу потребовала.
– Дам сорок пять.
– Семьдесят.
– Вы требуете невозможного! Пятьдесят и не медяшки больше!
– Я требую не невозможного, а семьдесят золотых за шикарную работу ювелиров таинственных арши.
– Дам пятьдесят пять, – поджал губы скряга-оценщик.
Шелара ни на йоту ему не верила. Раз первой суммой предложил сорок, значит, на витрину потом выставит за все двести. Девушка потянулась за брошью, и, забрав из-под голодного полуэльфийского взгляда, начала медленно заворачивать обратно в льняной кокон.
– Хорошо, – раздражённо и отрывисто кивнул Люцианель. – Даю шестьдесят. И это последняя цифра!
– По рукам! – улыбнулась Шелара, озарившись сразу же простым меркантильным счастьем.
Ювелир, хмурясь так, словно у него внезапно голова разболелась, встал и быстро ушёл в подсобное помещение. Там что-то зашуршало, потом металлически лязгнуло, и в зал вернулся Люцианель. Руки его были нагружены увесистыми мешочками с золотыми монетами. При ходьбе они слабо мелодично позвякивали, снова рождая удовлетворённую улыбку на устах Шелары. Она стала ещё шире, когда на стол перед девушкой, вместо отодвинутого подальше подноса, опустились два пузатых холщовых мешка.
– Будете пересчитывать?
– А вот, буду, – и