– Мамуль, я тоже дико по вас соскучилась, – чмокнула ее в щеку и развернулась к остальным. – Бегом мыть руки, малышня! – хохотнула и умчалась в ванную.
– Чем планируешь заниматься? – спросила мама, когда мы уже всей семьей сидели за столом. Кстати, папа вернулся без следов помады, засосов и запаха духов моей подруги. Просканировала его от входа. Конечно, это все шутки, моя подруга никогда бы не позволила себе этого, она очень уважает моих родителей.
– Хочу снова пойти волонтером в больницу, – ответила, дожевывая брокколи. – Мне нравится общаться с людьми и помогать им не за деньги, как это делают медсестры. Больно видеть, как им плевать на пациентов, как резко отвечают им… иногда капельницы ставят до синяков, – почувствовала, что к горлу подкатывает ком, поэтому замолчала.
– Принцесса, ты слишком добрая, – произнес папа, тепло улыбаясь мне и накрывая мою руку своей ладонью.
Улыбнулась ему в ответ.
– Я вас всех очень сильно люблю, – тихо проговорила, и предательская слеза все-таки скатилась по щеке.
– Ой, ну все! – закатил глаза Картер. – Ты чего тут развела? Давай доедай, пойдем зверинец свой выгуляем, – толкнул меня локтем.
– Я тебя сделаю сегодня, спорим? – протянула ему руку с азартной улыбкой на лице.
Выбежав во двор, мы по привычке рванули к забору. Там в дальнем углу у нас с братом, есть отверстие, которое всегда удачно прикрыто кустиками. Протиснувшись в дырку, мы привычно разошлись по разным сторонам, чтобы раздеться и перекинуться. Одежду тоже оставляли каждый в своем месте. Выскочив уже в обличии волков, мы рванули наперегонки вглубь леса.
Вспоминая свое первое обращение, можно краснеть и ржать до потери пульса. Мне было пятнадцать. Этот трепетный и интимный момент я проживала вместе с папой. Чуть не умерла со стыда, когда нужно было раздеться, но он попросил взять с собой простынь и обернуться в нее. Само обращение было болезненным, несмотря на все подготовки и моральные и физические, но папа держал меня за руку, гладил по голове и подбадривал. Когда перекинулась, папа тепло улыбался, глядя на белую волчицу, сильно похожую на его волка. Картер не так тесно общается с папой, он больше привязан к маме и ко мне. Поэтому его обращение, через несколько дней после его четырнадцатилетия, мы переживали вдвоем. Брат так нервничал и злился, что никого к себе не подпускал кроме меня. Конечно, к нему подход поглаживаний и утешающих слов не подошел бы, поэтому мы подкалывали друг друга и смеялись, пока он не почувствовал, что готов. Я перекинулась вместе с ним, и мы рванули в лес на пробежку. С тех пор, это почти наш ритуал.
– Ха! Я победил! – верещал Картер, когда мы вернулись из леса.
– Следующий раз за мной, – фыркнула в ответ, поднимаясь по крыльцу домой.
– Посмотрим, – хохотнул он, догоняя меня.
После уютного ужина, теплого душа, напялила розовую пижаму с котятами и блаженно растянулась в кровати. Мышцы приятно ныли от пробежки, и сон плавно утянул в свои объятия.
Утро