– Ты вчера там был? Да, ладно. Как же я тебя не заметил.
– Ты не смотрел ни на кого. Несчастный такой был, я не стал к тебе подходить. И следователя твоего видел. Заходи ко мне сегодня вечером, – пригласил Юрка, – посидим, поболтаем.
– Ты, извини, мне на работу завтра рано. Я и так уже пропускаю.
– Ты попроси, чтобы тебе заменили следователя. Может, новый тебе больше поможет.
– А разве так можно?
– Не знаю. Но должны же быть среди них нормальные. Если с этим твоим инфаркт случится, как с моим, дело же не закроют, а другому передадут. А он может оказаться добросовестным и найдёт твой телефон. И не придётся тебе ещё одну работу искать. Кстати, подумай ещё раз над моим предложением. Переходи ко мне. У меня будешь столько зарабатывать, что одной зарплаты на все твои хотелки хватит. Два смартфона себе купишь.
– Я подумаю, – сказал Феликс.
Он был благодарен Юрке, но знал, что второй раз на эту работу не согласится. Не походит она ему.
– Ну что, может, всё-таки зайдёшь? – снова спросил Юрка.
– Нет, не сегодня. В следующие выходные, обязательно, – пообещал Феликс и подумал, что зря это сделал.
Все выходные и на этой, и на следующей неделе, он собирался работать, чтобы залатать брешь, пробитую в бюджете за эту неделю.
– Договорились. Ладно, не буду тебя задерживать. Про работу у меня, подумай.
– Да, конечно. Спасибо, Юр.
Феликс нажал «отбой» и загрустил. Неужели, правда, третью работу придётся искать? Когда же жить, если всё время работать?
Из Дневника Феликса.
Так что же делать с этим несчастным следователем Волобуевым? Ведь я предчувствую не просто смерть, а близкую смерть. Если у меня появляется предчувствие, значит, у человека в запасе три-четыре дня. То есть Волобуеву осталось жить примерно сутки. Так, что же мне делать?!
Мне не к кому обратиться за советом. Никогда и ни с кем я не обсуждал эту тему. Я не смог сказать о своём даре ни маме, ни бабушке, ни Лере, ни Юрке. Я боялся говорить об этом с врачами. И сейчас мне не у кого попросить совета.
Что будет, если я опять промолчу? С человеком, пусть и несимпатичным мне, случится несчастье. И снова я буду в этом виноват.
Я пишу, и понимаю, что эти записи мне не помогают. Мне плохо! Мне тяжело! Эта ответственность придавила меня так, что даже дышать трудно. Как будто я несу на плечах огромный камень. И не просто несу, а иду с ним в гору. И мне не на кого переложить даже маленькую часть этого груза. Я кажусь себе уродливым, неправильным. Как будто я не человек, а ошибка природы.
После смерти Леры, в больнице я постоянно вспоминал наш последний разговор, нашу ссору. Я помню всё, что сказал ей тогда. И не могу простить себя. Но не только за то, что ей тогда наговорил. Я обвиняю себя в том, что не почувствовал, как мало осталось ей жить. Если бы я тогда понял, что ей грозит, я мог бы предостеречь её, спасти. Если бы я почувствовал холод, как чувствовал всегда, я бы заткнулся, извинился