– Не стоит сомневаться, уважаемый, что победа будет за фюрером, – заключил, как отрезал, третий.
– Доброго вечера, господа.
В проёме помещения показался человек. Высокий и широкоплечий. Из под тёмного цилиндра видно пару тёмных, с сединой, кудрявых волос. Череп вытянутый, скулы островатые, нос идеальной формы. Глаз не было видно, так как они скрыты за чермными, круглыми очками. Крепкий, статный мужчина неопределённого возраста, в дорогом тёмном пальто, что закреплено на груди пуговицей в виде золотой звезды. А его шею обвивала тёмная змея. Альфреду от чего-то стало не по себе, когда этот человек улыбнулся, прошёл, и сел недалеко от него. Тем более от него пахло серой и гниющей плотью.
– А-а-а, господин Тейфул, какая честь, что Вы решили сегодня нас почтить.
Видимо его тут все знали, раз даже комендант начал блеять словно овечка, и никого больше не напряг столь неожиданный визит.
– Ну как, мои прогнозы на эти два года оказались верны? – спокойно поинтересовался господин, смотря на коменданта лагеря.
– Да, сэр.
Тот, удовлетворительно кивнув, достал коробку с сигарами и выудив одну, снова посмотрел на коменданта.
– Вы всем довольны, уважаемый комендант?
– Да, господин…
Тейфул, как его назвали в данном окружении, даже не используя спички или зажигалку, от коей, предложенной, молча отказался, зажёг сигару и медленно, невозмутимо закурил, положив ногу на ногу, и откинувшись на стуле. И только Альфред был удивлён тому, что увидел. Выпустив кольцо дыма, тем самым держа тишину больше полутора минут, он вдруг заговорил:
– Через двадцать дней свергнут Муссолини. А в октябре Италия объявит войну бывшему союзнику, то есть Нацистской Германии.
Вытянутые и побледневшие лица были обращены в сторону гостя. Его забавляла подобная реакция от тех, кто слишком много о себе возомнил. И только Альфред еще прибывал в недоумении.
– Что с лицами, господа? Всему рано или поздно приходит конец, даже войне.
– Откуда у Вас подобные сведения?
– Я знаю многое, господин Гофман, – на этом моменте, мужчине казалось, что его прожигают взглядом насквозь. А мерзкая ухмылка была словно подтверждением. – Я много знаю…
По спине Гофмана пробежали мурашки, а в горле застрял ком. Протянутые им последние слова имели истину: он может знать о его маленьком секрете, но почему-то ещё не говорить.
– Значит… Мы проиграем? – прерывая тишину, спросил один из персонала.
– Выиграете ли вы или проиграете – это будет точно известно на второй месяц зимы, через год, господа.
Гость затушил сигару о собственный большой палец, при этом оставаясь невозмутимым, и кидая последний взгляд на Альфреда, двинулся к выходу, оставляя людей шептаться в раздумьях. А один подчинённый думал над его словами, что были обращены в его сторону. А вдруг кто-то ещё может знать? Пострадать в первую очередь может невинный ребёнок.
Следующим