Марк провел рукой в перчатке по ледяной, уже окостеневшей коже, ища хоть какую-то зацепку, хоть что-то, что могло бы пролить свет на этот кошмар, что творится вокруг. Он знал, чувствовал это всем своим нутром, что эти убийцы – не просто маньяки или отморозки. Они были частью чего-то большего, чего-то темного и непостижимого, что заставляло его дрожать от первобытного, животного страха. Их действия были не просто жестокими, они были какими-то осмысленными, спланированными, и это пугало его гораздо больше.
Внезапно, по затылку пробежал озноб, словно кто-то ледяным пальцем коснулся его шеи. Марк резко обернулся, чуть не опрокинув фонарик, но за спиной была лишь непроглядная тьма, в которой беспокойно метался луч света, играя причудливыми тенями. Ему почудилось какое-то движение на периферии зрения – словно тень скользнула за ближайшей стеной, а может, это было лишь плодом его воспаленного воображения, уставшего от бессонных ночей и кошмарных картин. Он заморгал, пытаясь прогнать наваждение, и прислушался, но кроме тишины, пропитанной запахом смерти, он ничего не слышал.
– Ну что, детектив, на этот раз мы нашли золотую жилу? – раздался позади него голос, заставив Марка резко вздрогнуть, его сердце сделало скачок.
Он обернулся, прищуриваясь в полумраке. Это был его напарник, сержант Дэвис, молодой и амбициозный, но, порой, чересчур увлеченный кровавыми подробностями и деталями, словно его не пугало то, что пугало Марка.
– Это не золотая жила, Дэвис, – прорычал Марк, поднимаясь на ноги и стараясь скрыть дрожь в голосе. – Это чертова мясорубка. И с каждым разом становится только хуже, словно кто-то наслаждается тем, что он творит.
– Ну, может, хоть на этот раз мы найдем что-нибудь стоящее, что поможет нам выйти на этих ублюдков, – Дэвис посветил фонариком на один из кровавых символов на стене. – Что это за хрень? Похоже на детские рисунки, только жуткие и кровавые.
– Это не детские рисунки, Дэвис. Это символы, – процедил Марк, чувствуя, как нарастает раздражение от поверхностного отношения напарника. – И, судя по всему, они связаны с какой-то чертовщиной, с тем, во что мы, возможно, не верим, но оно существует, и это пугает меня больше всего.
– Чертовщиной? Ну ты даешь, детектив. Начал в сказки