Оставив Леньку, Воскобойников, от греха подальше, в кухню к жене не заглянул. Без надобности сильно, выключая телевизор, ткнул пальцем кнопку, словно и тот в чем-то провинился, снова плюхнулся в кресло. И всплыла вдруг в памяти Наташа, теперь, значит, Бабичева. «Раскоровела», двое внуков… Попробовал вообразить, как сейчас выглядит Наташа-бабушка, не получилось. Сох по ней не сох, но нравилась она ему безмерно. Удивительно только, что и Ленька, оказывается, это пронюхал, они-то уверены были, что никому их страшная тайна не ведома. Первая, можно сказать, его любовь. Да, конечно же любовь, иначе не назвать. И первая девчонка, с которой он поцеловался. Сколько ему было тогда? В пятом классе учился, значит, где-то двенадцать. И Наташа – в пятом. Мама ее дружила с его мамой и тетей Полей, в гости друг к другу ходили. Наташа рыжая была, но без веснушек – кожа такая белая, что казалась мелом вымазанной. И глаза рыжие, в зеленоватую крапинку. Всё в ней ему нравилось – и это редкостно белое лицо, и дразнящие глаза, и маленькие руки с коротко остриженными ноготками, и большой капризный рот. Удручало только, что была она выше его чуть ли не на полголовы. И он, когда стояли они или шли рядом, тянулся изо всех сил, в надежде выгадать хоть один сантиметрик. И всегда старался, едва такая возможность предоставлялась, куда-нибудь сесть, чтобы не давила она его своим ростом.
Неслыханно повезло, что появилась у него тогда легальная возможность часто видеться с ней, уединяться. Никого рядом, никому до них дела нет. Наташа была смышленая девочка, кое в чем фору еще давала ему. А уж по части бытовых, житейских заморочек – никакого с ним сравнения. Мама ее, бухгалтер, с утра до вечера пропадала на работе, Наташа давно приучена была к самостоятельности, все умела, за все бралась. Но было и у нее при всем при том одно уязвимое место – трудно ей учеба давалась, особенно с русским языком не ладилось. Вот и попросила ее мама его маму, чтобы позанимался он с Наташей. Оба учились в первую смену, времени до вечера было вдоволь. Занимались, конечно, у Наташи. И не только потому, что появление любого постороннего в их квартире вызывало язвительное недовольство бдящей Раисы Тарасовны. Нужно было еще считаться со старшим, двоюродным братом Мишей, у которого свои друзья и свои придумки. Так что его почти каждодневные визиты на второй этаж к Наташе не выглядели подозрительно. Почти – потому что не всегда Наташа соглашалась на эти уроки. То какие-нибудь другие дела у нее находились, то пропадала где-то, то попросту настроения у нее не было. Могла, не церемонясь, сказануть, открыв ему, чтобы «отвалил», хлопала перед его носом дверью. Даже не считая нужным что-либо объяснить. И он, безропотно проглотив это, тяжело спускался по рассохшейся деревянной лестнице, злясь и на нее, и на себя. Тот нечастый случай, когда уроки много больше нужны учителю, чем ученику. И не было у него сомнений, что Наташа знает об этом, знает с первого же дня. Потому и ведет себя с ним так, не церемонится. Помощь его принимала, словно делала ему одолжение.
А ему много и не нужно было. Он,