Нина выглядывала из середины очереди, незаметно махала ему рукой. И когда он, стараясь не крениться под тяжестью авоськи, приблизился, сказала стоящей за ней женщине:
– Этот мальчик занимал за мной.
Женщина с неудовольствием оглядела Владика, но промолчала.
Как, однако, непредсказуема и хитра судьба, как непостижимо и затейливо переплетаются ее тонкие нити, образуя коварные узелки в самых неожиданных местах. Не пошли его мама с утра пораньше за покупками – не оказался бы сейчас, именно сейчас, в этом магазине. Не успей он вскочить в последнюю секунду на подножку троллейбуса на базарной остановке, дождись другого, Нина могла уйти, не встретились бы. Да здравствует постылая очередь в молочный отдел. Ни в школе, ни на улице он ни за что не рискнул бы подойти к Нине, не заговорил. А уж о том, что она с а м а его позовет, только мечтать можно. Целых десять или даже больше минут он побудет рядом, совсем рядом с ней. В д в о е м побудет, очередь не в счет. Если бы еще не эта треклятая авоська, не узкая жесткая лямка, впившаяся в ладонь! Но сменишь руку – уткнешься картошкой в Нину. Потому и не встал он ни впереди, ни позади нее, переминался с ноги на ногу сбоку.
Не давала покоя еще одна мысль. Он, Владик, и так сантиметров на пять меньше Нины, а вдавленный в землю злополучной сеткой еще ниже делается, как ни тянись, как ни задирай подбородок.
– Да поставь ты ее, чего корячишься? – кивнула на сетку Нина.
Он и сам об этом подумывал, но знал, что только хуже будет. Картофелины во главе с кочаном обязательно разлетятся по полу, станет потом на глазах у всех ползать, собирать их. К тому же, очередь не на одном месте стоит, движется.
– Она-а-а, – с гласной, с разбега, чтобы не заикнуться, начал Владик и быстро, удачно приставил: – Рассыплется!
– Не под ногами, вон туда отнеси, к стеночке пристрой, – показала Нина на свободный угол возле окна.
Вот уж действительно – такая элементарная мысль самому ему в голову не пришла!
Наконец-то вся картошечная нервотрепка закончилась, хлебную буханку он погрузил в другую выделенную мамой авоську, почувствовал себя более или менее сносно. С тележкой, высоко заставленной пустыми бутылками, появился магазинный подсобник, заросший неряшливой щетиной. Бесцеремонно покатил прямо на людей, хмуро прохрипел очереди как одному человеку:
– А ну сдай!
Люди безропотно задвигались, вытягиваясь в струнку, прилипая к прилавку, чтобы освободить проход. Владик – вовремя избавился от сетки! – втиснулся позади Нины, и когда она, заговорив, повернулась к нему, даже сердце заколотилось, как упругий хвост выброшенной