Кувырков. Николай Лесков

мысли и низводил на эти места внимание влиятельных людей. Все это чиновник Кувырков делал con amore,[3] просто потому, что любил приличие, много соболезновал о зловредном направлении литературы и стремился ко введению единомыслия в России. Подозрительность статского советника Кувыркова разрослась до того, что он всех людей стал считать существами, окончательно развращенными и в высшей степени опасными для нравственности и для государства.

      В целом подлунном мире у него оставался на хорошем счету только один стрыечный брат Кордулии Адальбертовны Бонавентура Каетанович Хржонжчковский, у которого был врожденный польский талант снискивать себе всеобщее расположение.

      – Это не то, – говорил себе, глядя на Хржонжчковского Кувырков, – ни материализма, ни нигилизма: тих, набожен, почтителен и скромен. Сына бы себе такого даже желал.

      И вдруг этот самый Бонавентура Каетанович Хржонжчковский сыграл с Кувырковым самую мерзостную штуку.

      IV

      Был у Алексея Кириловича подчиненный, надворный советник Бухвостов. Жил этот чиновник на Песках, в собственном доме. Он имел жену, свояченицу, двух сыновей и четыре дочери, из которых самой старшей было осьмнадцать лет, а самой младшей четыре года. Эта четырехлетняя m-lle Бухвостова имела счастие быть воспринятою от купели самим Кувырковым и вследствие того каждое пятое число сентября г. Бухвостов делал вечеринку, на которую всегда, как самого почетного гостя, приглашал крестного отца именинницы. (В экономических видах песковые барышни назывались: Вера, Надежда, Любовь и Софья, чтобы именины их могли праздноваться разом.) Сказано уже, что Кувырков на этих празднествах был первым лицом. Хозяин для него подбирал два сорта гостей. Первый сорт состоял из особ, с которыми высокий гость мог садиться за пульку, не компрометируя своего звания, а ко второму принадлежали люди, обязанные в благоговенном молчании слушать все, что будет сказано устами статского советника, если он солидничает и дерет зоб кверху, и смотреть ему в рот и заливаться хохотом, если Кувырков начинает склабиться и забавляться.