От первого лица. László Horgos

в музыкальную школу. Меня там долго мучили, но всё же приняли, несмотря на стадо слонов, о которых так долго и упорно говорила моя мать. Учить меня пилить скрипу поручили молоденькой девушке, и она мне понравилась и, судя по всему, не только мне, но и моему отцу. На следующий день в музыкальную школу сходила моя мать, а вернувшись оттуда в поганом настроении, заявила, что если моему отцу так нравится скрипачка, то пусть сам и скрипит, и нефига ребёнком прикрываться. Мой дед пояснил матери, что она дура, но она с этим утверждением не согласилась, а бабка сказала, что уж если мальчик так сильно хочет быть евреем, то первого сентября пойдёт учиться в математическую спецшколу. Дед аргументировано пояснил бабке, что она тоже не самая умная женщина, а бабка сказала, что типа, чёрт с Вами, пусть мальчик будет дважды евреем, и скрипачом и математиком, как Альберт Эйнштейн. Мир в семье дороже. На том и порешили. Что касается меня, то мне такое решение пришлось по душе. Конечно, меня радовала не перспектива стать математиком и скрипачом в одном теле, а избавление от Зинаиды Васильевны раз и навсегда.

      По непонятным причинам вместо Закарпатья меня отправили на все три смены в пионерский лагерь. Там не было ничего интересного, однако, пока я там был, умер дед. Первого сентября меня повели в математическую школу, а школа музыкальная автоматически отменилась. Меня это особо не расстроило, ибо я уже расхотел играть на скрипке. Математическая школа мне не понравилась. В свою родную школу я доходил за две минуты, и видел её из своего окна. Я все три года пытался разбить окно в своей любимой семьсот восьмой школе, стреляя с балкона из рогатки, но тщетно, сил было маловато. Классе в пятом или шестом, сил бы уже хватило, да только желание пропало. Четыреста сорок четвёртая спецшкола была минутах в двадцати ходу от моего дома, что мне сильно не нравилось, однако, ко всему привыкаешь. Главное успеть привыкнуть вовремя, а не когда оно тебе уже и не надо. Не суждено мне было стать великим скрипачом, так почему не стать мне великим математиком? Ответа на этот вопрос у меня не было, и я начал учиться, учиться и учиться, как завещал великий Ленин.

      Начало учёбы было не самым удачным. Я обнаружил, что в моём классе аж три Маши, причём одна из Маш играет на скрипке. Вот ведь свезло то как. Кроме того, у меня за первые полгода обучения на математика сложилось очень стойкое ощущение, что все три Маши наелись какашек. А кто виноват? Конечно, Зинаида Васильевна. Вот так и вышло, что имя Маша у меня вызывает не совсем приятные ощущения. Лет через пятнадцать или чуть более того, когда я учился в институте, мне подвернулась Маша. Я преодолел свои нехорошие ощущения, и ввёл Машу во грех. По своей наивности я полагал, что это поможет мне преодолеть мой детский комплекс, но я жестоко ошибался. После Машиного грехопадения мои ощущения, что она съела какашку, только усилились. Так кто же на самом деле виноват? На этот сакраментальный вопрос можно дать только один стереотипный ответ. Как, говорится, другого ответа быть не может. Только, ради Бога, не подумайте, что во всём виноваты евреи. Конечно