Длина привязи позволила дойти только до середины подвала. Тогда он вернулся к кровати. Встав на нее, попробовал рассмотреть хоть что-нибудь. Однако не увидел ничего, кроме жухлой травы, растущей вровень с окном, и кусочка серого не то вечернего, не то предрассветного неба.
Лаш глубоко вдохнул и в очередной раз за последнюю четверть часа не смог поверить своему счастью. Из окошка тянуло свежестью, а не тошнотворным смрадом подземелий и не спертым воздухом центральной части города, где располагался амфитеатр Шонатта. Значит, он больше не в Елкэше или, по крайней мере, не в самом его сердце.
Сотни вопросов роились в голове. Лаш переживал за Надлис, но утешал себя тем, что люди, которые содержат невольников в таких хороших условиях, вряд ли надругаются над ней или станут пытать.
Тем не менее время шло, а в подвал никто не спускался, хотя Лаш точно знал, что вокруг есть люди. Слышал голоса на улице, ржание лошадей, изредка лаяла собака, а пару раз за окошком мелькнули подошвы чьих-то сапог. Вскоре Лаш учуял запах еды: он просачивался сквозь щели между досками, из которых была сколочена дверь. От этого аромата рот наполнился слюной, а живот снова заурчал.
Лаш окончательно согрелся, в чем сильно помогло одеяло, в которое он продолжал кутаться, боль в конечностях тоже постепенно стихла, став почти незаметной. А вот кожа на лице чесалась от краски, но смыть ее было нечем: вода закончилась.
Ожидание и неизвестность выматывали. Лаш расхаживал из стороны в сторону, не в силах усидеть на месте, мечтая, чтобы хоть кто-нибудь заглянул к нему и рассказал, что теперь будет с ним и Надлис. Однако вскоре пожалел о своем опрометчивом желании, потому что с улицы донесся чей-то громкий возглас:
– Хозяин и госпожа Луна вернулись!
Сердце Лаша пропустило пару ударов, по телу пробежала нервная дрожь. Еще раз столкнуться с Падальщицей совсем не хотелось. С кем угодно, да хоть снова к Шонатту, только бы больше не ощущать этого убийственного холода и боли в теле. А в том, что причиной его страданий была именно девушка в черном, Лаш не сомневался ни на мгновение.
Теперь желудок свело уже не от голода, а от страха. Лаш попятился, когда спустя примерно полчаса лязгнул засов на двери, и в комнату вошли двое крепких мужчин с мечами и топорами на поясе. Оба лысые и бородатые, в татуировках и кожаных бригантинах на голое тело. На плечах их красовались волчьи шкуры, а на ногах сапоги с высокими голенищами, отороченные все тем же волчьим мехом. Мужчины производили впечатление опытных воинов и смотрели на него с явной неприязнью.
– Значит так, ящерица – заговорил тот, у которого Лаш заметил в ухе серьгу-колечко. – Тебя велено отмыть