При свете свечи Лепесток читает:
– В лондонском Хрустальном дворце идут приготовления к фестивалю.
– Что, правда – к фестивалю?
– В Хрустальном дворце? – раздаются голоса из-под одеял.
Лепесток кивает и продолжает:
– В честь празднования коронации нового монарха. Представляете? Вот бы оказаться там. Торжественный въезд короля, хор, миниатюрные копии здания парламента со всех уголков Британской империи!
Я стараюсь скрыть свой интерес при упоминании архитектурных макетов.
Орешек, который рисовал на полу чей-то глаз, замирает с обломком мела в руке.
– Вовек нам не попасть туда, – произносит он блеклым голосом. Орешек не любит мечтать впустую. Он допускает только факты, которые имеют вес, и верит в то, что очевидно и само собой разумеется, – например, в то, что Лепесток читает вслух лучше всех или что Царапка охотится на всякую мелкую живность, а у Старухи Богги крутой нрав.
Младшие громко болтают.
– Тссс, – шёпотом приструнивает их Лепесток. – Не шумите.
Правильно. Иначе сюда ворвётся Замок и устроит нагоняй за ночную болтовню. Или, что ещё хуже, заявится сама Богги.
В дормитории наступает тишина. Орешек дорисовывает глаз, ресницы – как лучи солнца.
Откашлявшись, Лепесток дочитывает остальные новости. А потом спрашивает:
– Ну что, готовы слушать сказку?
Все кивают. Закутываются в одеяла и ждут, даже Пробка, который немного воспрянул духом, хотя по-прежнему выглядит пришибленным. Лепесток умеет выдумывать сказки. Слушая их, забываешь обо всех горестях. Сказки меняют мир так, как ты сам не можешь его изменить. Превращают тебя в кого-то иного. В кого-то совсем иного.
Глаза у Лепестка становятся большими и блестящими.
– Жил-был однажды часовщик…
– Небось, он работал на той большой часовой башне, да? – шёпотом спрашивает кто-то. – Ну, на той, что в Лондоне, – из-за которой вся империя работает как часы.
– Нет, про большую часовую башню потом. Часовщик имел дело с другими часами. Жилось ему очень одиноко, он мечтал о дочке и решил сделать себе заводную девочку.
Я слушаю вполуха, глядя в окно на лес, чернеющий за лугом. Жду, пока все уснут. Тогда дормиторий – весь мой и ничей больше.
Лепесток между тем продолжает сказку. Часовщик умер, и некому стало заботиться о его дочке, заводить её каждое утро. Она осталась сиротой, а чуть погодя её взял к себе ужасный человек, который бил девочку и заставлял её мыть пол, хотя от воды бедняжка покрывалась ржавчиной.
– Где же, наконец, прекрасный принц? – раздаётся тихий голосок.
Лепесток вздыхает.
– Ну