Перевернулись на спину и, выбрасывая руки, погребли по течению. Борисыч то и дело с беспокойством поглядывал на берег, где остались вещи и машина. Их сносило все дальше. "Не пора ли назад?" – сказал Саня. Андрей нырнул с кувырком под водой и поплыл к берегу.
Вернувшись к машине, он достал станок, вставил зеркальце между ветками. У Сани была заводная бритва. Потом сели завтракать на разостланном одеяле в прозрачной тени ивы – оба с мокрыми головами и высыхающими каплями на теле. Ели с большим аппетитом. После завтрака Саня закурил.
– А не так плохо жить, – сказал он, глядя на двух пляжниц, расстегнувших купальники неподалеку от них.
– Это в тебе Он говорит, – сказал Андрей с улыбкой.
– Да ладно! Теперь ни чихни, ни перни – все Он будет!
Подлетела черная, большая оса. Борисыч отшатнулся и отмахнулся, подул на нее дымом, – она стремительно сделала круг и вернулась. Остановилась, раскачиваясь в воздухе, села у корней ивы. Песок там заканчивался, начиналась твердая глина. Заползла в норку, отбросила задними лапками песчинки, выползла задом и снова заползла. Оба путешественника наблюдали за ней.
– Я сначала тоже сомневался, – сказал Андрей, переворачиваясь с живота на бок, – пока не прочел про сверчков. Так вот, эта оса – или другая такая же, названия не помню, – ловит сверчка, жалит его, но не убивает, а только парализует своим ядом и тащит в норку. Там она откладывает на него, живого еще, яйцо. Потом из яйца выводится личинка, которая начинает сверчка поедать. Личинка растет и все глубже вгрызается в сверчка. Однако тот не умирает, он все чувствует и шевелит в своем насекомом отчаянии усами. Таким образом, личинка на долгие дни и недели обеспечена свежей пищей, ведь сверчок живой, следовательно, не протухает. Представь тысячи – нет: сотни тысяч съеденных наполовину сверчков, шевелящих усами в подземных норках! Чем не божий промысл! И это не единственный пример – их море. Но мы ничего не хотим знать, к тому же от нас скрывают правду, а с детства вдалбливают сказки про трудолюбивых пчел и муравьев…
– Сверчки такие мерзкие, – перебил вдруг Борисыч. – Как тараканы, только с ногами, как у кузнечиков. И стрекочут мерзко: если заведется дома, то хрен заснешь. – Он уже не верил Андрею и слушал в пол-уха. – Пойду пройдусь, – сказал он и молодцевато вскочил на корточки, но тут же неуклюже повалился назад.
Он направился к двум девушкам, чьи коричневые спины уже начали лосниться от пота. Под лопатками виднелся розовый, шелушащийся след от ремешка и застежки. При приближении незнакомца пляжницы выгнулись и, поддерживая бюстгальтер на груди, пытались застегнуть его на спине. После безуспешной попытки уткнулись в книжки. Борисыч подошел, присел перед ними. Что-то сказал, но у девушек был такой вид: