Я купался, жевал хлеб, обливался помидорами и время от времени отползал вслед за тенью, которая укорачивалась, словно шагреневая кожа.
…Кто-то грузный прошелся рядом и с хрустом потоптался у моей головы. Не было сил разомкнуть веки. Снова захрустела галька – шаги стали удаляться, неожиданно вызвав тревожное сердцебиение. Я сел и потер грудь.
В трех шагах валялись растоптанные штиблеты, потертая хозяйственная сумка и выгоревшее спортивное трико. Владелец этой кучи стоял по щиколотку в воде. Был он кривоног и широкоплеч, лысина – коричневый островок в белопенной опушке седины. Даже на расстоянии, или благодаря ему, я узнал Арлекина.
– Эгей, товарищ, вы забыли снять часы! – чувство пляжной солидарности сработало автоматически: я крикнул, но почему-то не назвал его по имени. «Товарищ» оглянулся – взмахнул рукой и… часы в воду! Словом, дал понять, что купание механизму не возбраняется.
– Дядя, дядя, – загалдела мелюзга, – искупай часики еще!
«Дед, не дядя, поросята вы эдакие!..» – подумал с усмешкой; Владимир тем временем послушно нырнул, а когда, минут через десять, выбрался на берег, то сказал мне обыденно, точно расстались вчера:
– Испугался за хронометр, Федя?
Арлекин наслаждался впечатлением. Разглядывал меня, неспешно тер коричневую шею, гладил свою лысину и седые курчавинки, лапал и щупал рваные шрамы на боку и волосатых ногах.
– Многие пристают: продай и продай, – пояснил довольнехонько, – а я считаю, что не зря выложил франки в Дакаре. Часики эти – для водолазов. Отменная упаковка – горя не знаю.
Я захохотал и свалился на спину.
– Ты… чего? – Он вытер лицо, скомкал полотенце и бросил, ловко угодив в раскрытую сумку.
– Обниматься будем? Сто лет не виделись, а?!
– Широк ты стал, Федя, – он присел и похлопал меня по спине, – широк ты, Федя, как многоуважаемый министерский шкаф. Боюсь, не обхватить.
«Эге, майн либер Арлекин, да ты, кажись, обижен! Ну и мне поделом – мог бы давно письмецо черкнуть, если уж не удосужился приехать до сего дня…»
– Выходит, знал, что я в Москве?
– Слухами моря полнятся, а земля – и подавно… Повидаться? Или по делу завернул? Ну… куда-нибудь по-соседству.
– К тебе, Володя, к тебе но, увы, всего на два дня.
– Красотуля обрадуется. Вот с ней и обнимешься, Федя! – засмеялся и подмигнул: – А меня-то зачем тискать?
– Ах, Красотуля, Красотуля… Ну, как она? По-прежнему с тебя пыль сдувает?
– Намекаешь на лысину?
– Когда ж ты облез, капитане?
– Как