Он галантно открывает мне пассажирскую дверь, приглашая в машину. Обходит внедорожник и садится за руль.
В салоне вкусно пахнет кожей, дорогим парфюмом. Тут просторно, но стоит захлопнуться дверям, как пространство резко сужается, отрезая меня от внешнего мира и оставляя наедине с этим мужчиной.
Я стараюсь не смотреть в его сторону. Разглядываю пейзаж за окном. Думаю о предстоящей работе.
Но взгляд то и дело цепляется за длинные узловатые пальцы, лежащие на рулевом колесе и периодически переключающие рычаг КПП.
Память уносит на несколько лет назад. Когда мы вот так же мчались с ним по городу, когда меня вдавливало в сиденье от скорости, когда эти пальцы творили со мной такое…
Становится жарко, хотя в салоне работает кондиционер. Я списываю это на повышенное испарение после дождя на улице. И снова пытаюсь переключиться на мысли о предстоящем фронте работ.
– Прости за утренний инцидент, – нарушает молчание Эдуард. – Я отвлекся на секунду и не заметил тебя, – он говорит это таким тоном, словно правда чувствует себя виноватым и хочет извиниться.
И как бы я ни прислушивалась, я не слышу в его голосе издевки или насмешки.
В ответ демонстративно молчу. Мне все еще сложно представить, как мы будем взаимодействовать в процессе, если между нами такие натянутые отношения.
Зачем он настаивал, чтобы объект взялась вести я? Как оказался в нашем агентстве? Чего вообще намерен добиться?
Столько вопросов лезет в голову.
Он знал, что я работаю тут, или это совпадение? И если знал заранее, то что еще известно ему обо мне? О моей жизни? Он в курсе, что у меня есть дочь?
Дочь от него…
Взгляд падает на панель приборов и натыкается на кусочек белоснежного картона. Я на автомате тянусь за визиткой, беру в руки и читаю красивую золотистую надпись.
Воронцов Эдуард Сергеевич. Кручу между пальцами бумажный прямоугольник и все-таки не выдерживаю:
– Почему Эдуард? – поворачиваю к нему голову.
– Что? – не сразу понимает он, отвлекаясь от дороги.
– Тебя ведь звали Денис! Почему ты сменил имя? Почему Эдуард?
По красивому лицу пробегает едва заметная тень. Ему явно неприятен этот вопрос, или с ним связано что-то острое, болезненное для Воронцова.
Я не знаю, что происходило с ним за эти годы, кем он стал и как пришел к этому. Хотя спросить очень хочется.
Только боюсь, вряд ли он станет со мной откровенничать.
Я оказываюсь права.
– А чем тебе не нравится Эдуард? Красивое ведь имя?! – дергается уголок его рта в кривой усмешке.
– Дело не в «не нравится». Я пытаюсь понять!
– Не надо ничего понимать, – перебивает он резко. – Просто прими как данность. Дениса больше нет.
– Это я уже заметила…
На этой ноте мы оба замолкаем.