Чем дольше Ник стоял перед пустынной дорогой, которая в перспективе приведёт его в родной город, тем меньше ему хотелось начинать этот путь. С ужасом он осознал, что холодные тюремные стены стали его домом, а теперь его с вещами выставили на улицу, чтобы отдать освободившуюся койку новому постояльцу. От волнения руки подрагивали. Мужчина решил убрать их в карманы пальто, не до конца понимая, спасает ли он их от нового мира или наоборот оберегает мир от непотребного вида своих конечностей. Пока Ник боролся с растерянностью, мимо промчался автобус, возможно единственный транспорт, регулярно пользующийся этой дорогой. Гремящая груда жести, собранная не то что до ареста Ника, а скорее уж до его рождения, даже не сбавила скорость возле безлюдной остановки метрах в пятидесяти от колонии для преступников-магов. Что-то подсказывало, что следующий рейс будет нескоро, но из альтернатив – только пешая прогулка до мало-мальски обжитых районов Теллура, где дороги будут более оживлёнными. Робкими шагами Ник отдалялся от решётчатых ворот всё дальше и дальше, и когда звуки тюремного режима стали практически неслышны, ноги вели мужчину к хлипкой остановке, где можно посмотреть расписание автобуса и, расположившись с пусть и минимальным, но комфортом на длинной деревянной скамье, дожидаться своего рейсового проводника в новую жизнь.
В планы вмешалась замаячившая вдали машина. Серебристый кроссовер мчался по дороге, поднимая в воздух клубы пыли, но по мере приближения к Нику скорость автомобиля всё сбавлялась и сбавлялась, пока колёса не скрипнули, тормозя в нескольких метрах от мужчины. Мотор выжидающе урчал в готовности сорваться с места, но его хозяин не спешил продолжить свой путь. Стекло у водительского сиденья со скрежетом опустилось и оттуда донёсся энергичный мужской голос.
– Друг, не подскажешь, до колонии далеко ещё ехать?
Ник с подозрением уставился на показавшееся в окне задорное лицо. Живые искрящиеся глаза с лукавым прищуром пробудили странное напряжение, предчувствие опасности, от которого живот скрутило, как от недельного голода. Причину такой реакции Ник понял достаточно быстро – за десять лет он настолько отвык от взглядов, наполненных чем-то кроме тоски и жалости к себе, что жизнерадостность казалась неуместной эмоцией для любого представителя человеческого вида. Подавив в себе назревающий приступ паники, мужчина обернулся. Хоть над тюрьмой и не было пёстрой вывески, зазывающей прохожих наведаться в заведение, перепутать это место с чем-либо ещё было сложно, как минимум благодаря блокпосту на входе. Повернувшись к автомобилисту, Ник ещё раз заглянул в выжидающе уставившиеся на него озорные глаза. На слепого не похож, да и вряд ли за эти годы законодательство смягчилось настолько, чтобы выдавать права незрячим. Возможно, первый же встретившийся Нику на воле человек – непроходимый тупица. Тогда и к обилию счастья в глазах нет вопросов. Не тратясь на слова, Ник кивнул головой в сторону единственного здания в округе.
– О, значится, я уже приехал! Чудненько, – водитель заулыбался пуще прежнего. – А ты, стало быть, только освободился?
Ник сощурился, раздумывая, стоит ли сразу послать любопытного проезжего или есть шанс, что, получив ответ на свой вопрос, он угомонится и отстанет от него. Лучшим вариантом казалось не создавать проблем в первые же минуты новой жизни, поэтому диалог продолжился без оскорблений.
– С чего ты взял? Может, я работаю в колонии и сейчас возвращаюсь со смены? – Ник старался не выдать своё раздражение.
– Это уж вряд ли, – нараспев протянул голос из машины и, увидев вскинувшиеся брови собеседника, объяснил. – Выглядишь… не как надзиратель. Должность повара или уборщика с тобой тоже никак не вяжется.
Ник оглядел себя