К её груди и прочему
Никто не знает, сколько шкур
С неё снимали зодчие.
Минуту длится дефиле —
Страданий кульминация.
Но ты как будто на игле,
И тянутся овации.
Твой шаг меж взглядами зажат,
Кричат: «Вы это видели?»
Они у ног твоих лежат,
Согнувшись в три погибели.
Проплыло рядом божество,
Все пали в поклонении,
И, представляя естество,
Гнусавят в упоении.
Кому-то шоу чувств без слов,
Кому-то просто Камеди.
Но потрясает до основ
Тот миг, что канет в памяти.
В какой-то момент ты понимаешь, что всё не успеть
В какой-то момент ты понимаешь, что всё не успеть,
И даже будь ты гепард или медведь,
Ты не можешь даже хотеть
Больше, чем можешь.
Вновь вопрошаешь: «В чём задача-то, Боже ж?»
Хочется сразу быть здесь и там,
Просто молчанье? Крутой тарарам?
Но ты уже не веришь словам.
Может быть, просто постряпать пирожное,
Заглядывая в глаза настороженно?
Заземлиться на пару часов,
Не отвечать на привычный зов,
Ставни закрыть на засов
И расслабиться.
И пускай как фон трещит Капица,
И хотя он многого достиг,
Ты смотришь на этот бездонный родник
Из сотен книг,
Как на речной лёд,
Который просто наркотик, улёт,
Разной формы, разного цвета
И ты, замороженный Кай, собираешь на севере где-то
Остатки света,
В надежде сфокусировать их в новое
Солнце багровое.
Временами зовёшь: «Герда?!» Нет Герды,
Эхо, такое же холодное, как кеды,
Как послевкусие победы.
Герда сидит без движенья на своём южном полюсе,
Натирая поясницу прополисом,
В ожидании рая ей что-то грезится.
Инь и ян в состоянии равновесия —
Это максимальное расстояние между, и это реально бесит, я
Думал, как изменить полярность,
Вечную странность —
Чтобы отталкивание сменилось притяжением.
Моё брошенное прошение
Ввысь, где-то под ложечкой жжение
Может смениться взрывом.
Давайте представим, как бы накрыло
Этот мир. Столкновение инь и ян
Уже было —
Вселенская звёздная рвань —
Вселенское тёмное рыло.
Любая остановка чревата сменой орбит,
Последующим падением —
Ночь каждый день глубоко свербит
В груди, особенно когда падают тени на
Её улыбку перед столкновением.
Рваные хлопья упавшего неба
Рваные хлопья упавшего неба
Вдоль одиночества Бога лежат.
Занавес спущен, и старая небыль
Голая ломится к сцене назад.
Зритель не видит, как пишутся драмы,
Как репетируют роли грачи,
Чтобы замазывать холст панорамы
И