Но и в этих науках он не перестаёт быть поэтом. И не только потому, что рассматривает природу поэзии и искусство вообще как учёный, утверждая их волновую природу, а ещё и потому, что в своей поэзии зачастую говорит языком физика или философа.
«Чтоб ангелом стать, нужно пасть из гнезда!» – утверждает автор в одном из своих стихотворений, и эта жёсткая, но красивая в своей трагичности формула говорит нам о многом – о муках творца, о падшем ангеле, о потерянном рае… Метафора, которая могла бы стать эпиграфом к судьбам многих подвижников, героев человечества, избравших путь служения высоким идеалам.
Поэтический мир вообще парадоксален. Мы, конечно, помним, кого Пушкин называл другом парадоксов. Без проблесков открытий, приближения к чудесному поэзия мертва.
Есть парадоксы и у Михаила Стригина. Вот только одна строчка: «Зависла рыбой тишина…»
«Позвольте, – вступает в спор здравый смысл, – как может зависнуть рыба? Она же не летает». – «Зато молчит», – улыбается автор.
Или вот: «…Но ворон соловьиная рать…» «Как? – ломаем мы голову. – Разве воронья рать может быть соловьиной? Да никогда!» Оказывается, может. Может, когда эту каркающую рать возглавляет Соловей-разбойник.
Мир поэзии Стригина парадоксален не бездоказательно. Он превращает парадокс в аксиому, доказывая её состоятельность. Вот, например, как поэтично и трогательно переворачивает автор наше представление о чёрном цвете как о чём-то безжизненном или враждебном:
…Вместе с ребёнком раскрашу
Мир в чёрный цвет безграничный —
Чёрные окна, наличник,
Тёмные мысли и страны.
Чёрный – он добрый и странный,
В нём тишина и морганье…
После этого беспроигрышного приёма «вместе с ребёнком» и, главное, после «доброго моргания» мы волей-неволей станем воспринимать чёрный цвет под иным углом зрения.
Стригин не из тех физиков, которых в шестидесятые прошлого века противопоставляли лирикам. Несмотря на природу и инструментарий учёного, он являет себя и поклонником чувственности, непосредственной эмоциональности:
Ты говоришь «я люблю тебя» —
И в ту же секунду мир замирает,
Прислушиваясь к тому, что же изменилось вокруг:
Сдвинулись ли тектонические плиты
Или где-то расцвёл бутон жасмина.
И конечно же, как у любого состоявшегося поэта, в этой книге стихов много любви. Любви к женщине, к сыну и дочери, к людям в целом и к человеку в отдельности.
А любовь, оказывается, хоть и самое сильное чувство, часто бывает хрупка и беззащитна. И тогда происходит непоправимое:
…Здесь, в темноте твоей улыбки,
Под хохот устриц и людей,
Вдруг пробежит чертёнок зыбкий
И украдёт любовь, злодей.
И когда таких случаев пропажи любви становится множество, возникает некая социальная катастрофа:
У страны хроническая любви нехватка…
Автор, несомненно, живёт в нашем времени, пишет и творит для современников. Он знает тревоги своего поколения не со стороны и не понаслышке.
Но в нём, как и должно в поэте, живёт свет надежды, сила веры и жертвенность любви.
Вы только послушайте, как точно и просто, со знанием высших законов, описывает он разрешение совсем недавнего космического катаклизма:
…И в следующее мгновенье на небе
Алеет смертоносный метеорит.
Он приближается, сжимая горлышко времени,
Пытаясь закупорить его.
И нет такого Ноя, который смог бы построить ковчег времени.
И в тот момент, когда время сливается в единый поток
Добра и зла,
Бог вспоминает о Земле
И слегка изменяет траекторию метеорита.
Кто-то ещё сомневается в Божественной любви, сохраняющей мир? Надо только чаще напоминать ему о Земле. Мыслями, открытиями, парадоксами, молитвами и, конечно, стихами.
Олег Ник Павлов, председатель правления Челябинского областного отделения Союза писателей России
Взрослое
Шесть мнимых рубежей, три измеренья
Шесть мнимых рубежей, три измеренья,
За стенами скрывается стена,
За полом – новый пол как продолженье
Той перспективы, что обновлена
Была вчера. Я думал, что покинул
Привычный фон, привычный шорох дел.
И потолок – мой вечный страстный стимул,
Который с детства я пробить хотел
И выйти в безграничное пространство,
Где невесомость