– Ну, это лишь красивая легенда, – пожал плечами критик. – По этому поводу существует несколько версий. Первая – ещё задолго до Парижа, в Италии Паганини начал играл на двух струнах, тому подтверждение – «Любовный дуэт» – произведение, написанное всего для двух струн. Затем – Николо освоил игру только на одной струне, и даже сочинял музыку для одной струны.
Вторая версия – он специально подпиливал струны, чтобы те эффектно рвались прямо на сцене, этакий элемент шоу. Струны ритмично рвутся, а маэстро, продолжает безмятежно играть. Зрителей это приводило в восторг.
Ника, молча, выслушала продолжительный монолог судьи.
– А у Вас на скрипке действительно одна струна? – недоверчиво спросил продюсер.
– Да, – потупив взор, ответила конкурсантка.
Продюсер кивнул оператору, тот подошёл поближе к исполнительнице. В кадре, крупным планом, появилась скрипка – белоснежная, словно из мрамора или слоновой кости, даже гриф и струнодержатель, а так же похожий на тарелку подбородник и цилиндрические колки с круглыми смешными «ушками» – непривычно белые. Только завиток – в виде золотой головы Ангела, причём настолько искусно сделанной, что Небесный вестник кажется живым. На корпусе инструмента, действительно, словно тетива лука, туго натянута всего одна струна.
– Струна «ре», – зачем-то пояснила Ника.
– Начинайте, мы Вас слушаем, – сладко произнесла женщина.
Девочка выпрямилась, привычным движением поднесла скрипку к подбородку. Смычок легко коснулся единственной струны. Та вздрогнула, отозвалась. Пальцы левой руки, как заведённые, забегали по грифу, безжалостно прижимая одинокую струну.
Торжественно зазвучала вдохновенная музыка. Инструмент словно ожил, послушно задрожал в такт движениям исполнительницы, затем слегка засветился мягким белым светом. Мелодия, как вихрь, нарастала и упругими волнами разлилась по залу.
Лёгкий туман застлал глаза присутствующим, стали наворачиваться нежданные слёзы. По телам зрителей прошёл слабый ток. А чародейка-скрипка продолжала рыдать, срываясь на фальцет. Страсть бушевала, подобно извержению вулкана. Посыпался целый фейерверк из блестящих двойных нот, трелей и стаккато. Безукоризненная чистота исполнения немыслимых октавных пассажей и арпеджио наводила на мысль о чём-то сверхчеловеческом. Умопомрачительные вариации сводили с ума. Зал растворился в музыке, время – остановилось.
Скрипка, казалось, играла целую вечность, но всё же смолкла. В зале, словно что-то оборвалось, воцарилась полная тишина. Беззвучие угнетало, казалось неестественным, временным.
Прошло несколько минут, а зрители сидели, молча, не шелохнувшись, словно изваяния. Девочка с надеждой глянула на членов жюри.
– Я, …я, конечно, шокирован, – сильно заикаясь, признался репер и резким движением сорвал с головы кепку, обнажив аккуратный «ёжик», – но, Вы …Вы играете только