Серый мрачно молчал. Прошёл, не раздеваясь. Рассматривал геометрические обои, современную мебель. Ничего старинного, антикварного, загадочного. Никаких ведьминских аксессуаров, всё простенько и удобно.
Настя наливала чай, на ходу скидывая свой колючий ошейник из шарфа и приглаживая растрёпанные волосы.
– Серёж… Я давно хотела сказать…
– Мне уже всё сказали, спасибо.
– Ну и хорошо! Ты знаешь…
– Не знаю! И знать не хочу. И тебя я знать тоже не хочу! Поняла?
Серёжкины глаза, которые раньше напоминали ей тёплое море, вдруг неприятно выцвели, стали холодными и колючими. Море ушло, остались голые острые скалы.
– Да ты что? Ты же говорил, что влюблён, как этот… Забыла, как его. Тогда какая разница?
Настя обняла его за шею, примирительно улыбнулась.
– Не в тебя! – Серый резко, с какой-то брезгливостью откинул её руки.
Настя потемнела лицом и отстранилась.
– Не в тебя. А в неё! – Серый вытащил скетчбук и стал с ожесточением выдирать твёрдые шершавые страницы, комкать их и яростно бросать на пол.
Настю колотило от ужаса и болезненной слабости. Не может быть! Ведь ещё вчера целовал до одурения, клялся в неземной любви.
– А ты… – зло бросил Серый. – Теперь я вижу, что ты – никакая не ведьма! Ты просто… ты просто…
Серёжка прошёлся по комнатам в грязных ботинках, оглядел простоватую кухню с расписными досками, подносами и вышитыми полотенцами.
– Ты просто деревенская корова!
Настя перестала трястись и успокоилась.
– Серёж, если ты не в курсе, всех настоящих ведьм давно сожгли на костре, – тихо сказала она.
– Правильно. А я тебя сожгу!
Серый схватил один рисунок с пола, расправил его и поджёг кухонной зажигалкой. Бумажная Настя загорелась. Нарисованная ведьма горела трудно, мучительно и медленно превращаясь в пепел.
Жутко наблюдать, как ты горишь, даже если это всего лишь образ на бумаге. Настя не шевелилась. В глазах её отражались огненные всплески, но ослеплённый злостью Серёжка этого не замечал.
На следующем рисунке была изображена старушка Глория.
– Бабушку не трогай! – выхватила листок Настя.
– Да пошла ты! Вместе со своей бабушкой. Которая, кстати, не твоя.
Дверь хлопнула. От Серёжкиного визита остались только грязные следы. Дождавшись, когда захлопнется дверь лифта, Настя схватила рисунок, накинула куртку и побежала к старушке Глории. Глория впустила её, зарёванную, ни слова не спрашивая.
Несколько минут Настя сидела молча, глотая слёзы. Слёзы катились сухие, злые и горячие. От них распухали губы. Только напоив Настю успокоительным отваром, Глория спросила:
– Ну что, сам узнал? Нет? Сказали добрые люди… Так я и думала.
Настя разревелась.
– Пореви, пореви, со слезами всё выйдет. Значит, не твоё это. Плюнуть и растереть!
Старушка сняла с сухонького, как у мумии, пальца малахитовую жабу и протянула Насте.
– Нет-нет, –