– Не прошло и ста лет, как старина Лин это признал, – Маша выключила телевизор и печально вздохнула.
Лин Джун руководил ВОЗ несколько лет, был одним из «наших», из гинекологов. Прошагав по карьерной лестнице Южной Кореи, он быстро прыгнул выше своих ушей (как шептались в кулуарах ВОЗ) и занял место руководителя этой организации. По факту, никто просто не знал, что делать с ВОЗ. Все летело в тартарары давным-давно. Все понимали, что скоро придется признать, что человечество подошло к последней черте, и никто не хотел быть тем самым, кто это сообщит. Лин занял пост, руководил и всеми возможностями откладывал работу Комитета репродуктивного потенциала.
Она знала Джуна. Хорошо знала. И если он решился на такой отчаянный шаг, дело было дрянь еще больше, чем говорилось в докладе.
– Набери его.
– Ань, ты чего? – Машка выпучила свои миндалевидные глаза уж очень сильно. – Ты же не станешь ему звонить?
– Набери.
Маша быстро вышла из кабинета, окинув ее неодобрительным взглядом и поджав губы. Через пару минут она протиснулась в приоткрытую дверь:
– Третья линия. Аня…
– Спасибо.
Дверь немедленно закрылась.
– Аньйоансейо.
– Ты все еще помнишь? – в трубке засмеялись. – Я знал, что ты позвонишь.
Слышать корейскую речь было непривычно, говорить – еще непривычней, под ложечкой неприятно засосало от этого голоса.
– Насколько все плохо?
– Хуже, чем мы сказали. Но это ты и сама понимаешь.
– У меня прием теперь до десяти вечера, – она не знала, что еще сказать, а молчать было категорически нельзя. – Джун, что теперь?
– Надо привыкать к действительности: тебе – к своей, мне – к своей.
– Но дальше… Что делать дальше, когда…
– Когда у тебя перестанет получаться? – она слышала, как клацнула крышка зажигалки на том конце. Он все еще курил.
– Да, я про это.
– Не знаю. Умирать будем, похоже. Мы с тобой не в полном одиночестве, твои дочери тоже, а дальше… Как девочки?
– Я недавно взяла антимюллеров гормон у старшей, он по нулям, в яичниках ни одного фолликула.
– Сочувствую, но это нормально на данном этапе эволюции. Ты думала, это обойдет стороной только твоих девочек?
– Нет, не думала, но хотелось бы.
– Да, мне тоже. – в трубку протяжно выпустили струю воздуха. – Какая она, твоя старшая?
– Веселая. Красивая, высокая девочка.
– Похожа на тебя?
– Да, пожалуй.
– Я думаю, твои дети обязаны быть на тебя похожи.
Разговор переставал ей нравиться и пошел совсем не о том, для чего она звонила.