Парень вытащил зажигалку, но сработала она лишь с третьего раза, не подчиняясь окоченелым пальцам. Его охватила болезненная дрожь, словно рой диких ос бесконечно вгонял под кожу свои жала. Он редко приходил на кладбище, но нынешний повод заставлял сердце обливаться кровью.
Шаркая ногами – они казались тяжелее свинца, – Мигель подошел к поминальной стене и зажег несколько свечей, освещая фотографии умерших родственников. Медленно осмотрел запечатленные лики и личные вещи членов его семьи, аккуратно сложенные на деревянных полочках, и измотанный взгляд уцепился за портрет любимого человека.
Парень медленно провел пальцами по изображению отца, а затем подхватил кожаный браслет, что Франко носил не снимая. Безразлично покрутив вещь в руке, Мигель заметил на обратной стороне красивую каллиграфическую надпись: «Несмотря ни на что». Бережно вернув вещь на место, он огляделся. Венки и букеты – их было слишком много, будто они так необходимы мертвым… Они сгниют здесь, как и воспоминания об ушедших, еще хранящиеся в головах живых. Живых… Ком отвращения подкатил к горлу от фальшивой искренности, с которой люди провожали усопшего. Отныне цветы для Мигеля – прямое олицетворение смерти…
Ухватившись за перила, что разделяли верхний и нижний этажи, парень осмотрел при тусклом свете силуэты погребальных урн, ровно расставленных на полочках. Ему не составило труда найти нужную, ведь он лично заказывал ее для отца. Сосуд из черного гладкого камня, с ограненной крышкой в виде алмаза, что искрилась на свету, как душа Франко Мартинеса. Спустившись на несколько ступеней вниз, Мигель подошел ближе к стене и взял в руки урну. Чувство чего-то теплого окутало продрогшее тело, словно человек, чей прах находился внутри, накинул теплое покрывало на плечи.
Тоска по отцу снова сжала сердце в смертельные тиски. Ноющая боль пустилась по венам, размывая границы реальности. Неконтролируемый гортанный крик вырвался наружу, потом горло сдавило костлявой рукой, вызывая сильные спазмы, что безжалостно скрутили парня. Он рухнул на колени, прижимая урну ближе к телу, боясь выпустить ее из рук. Мигель просидел так какое-то время, предаваясь отчаянию и горю. Ему казалось, что зияющая дыра в груди никогда не затянется и каждый сможет плюнуть в душу через открытое отверстие, но, внезапно вспомнив, зачем он здесь, Мигель вынырнул из пучины скорби…
– Твое письмо меня очень тронуло, отец… Когда читал, я ясно видел тебя. Веселый взгляд и добродушную улыбку из-под густых усов. Но когда ты писал его, то знал… – голос парня дрогнул, – что это конец…
Поднявшись к алтарной стене, где было больше света, Мигель снова сел на пол и аккуратно поставил урну рядом. Наплевав на все рамки приличия и моральные нормы, он снял крышку и достал то, за чем пришел сюда. Подавляя желание сжать и разорвать этот конверт к чертовой матери, парень со всей силы зажмурился и резко выдохнул. Внутри него бушевали сильные негативные эмоции,