– Аня, но ты же девочка! – та только пожала плечами.
– И что? Мне уже десять, я хочу заниматься тем, что понравится мне, а не вам с папой, – вот тебе и приплыли. Родителям оставалось только смириться.
Но и там дочурка надолго не задержалась. Заявила, что скучно махать руками и ногами, и даже стукнуть никого не дают. Ну хоть английский посещала исправно, и то родители боялись сглазить. Анечка заявила, что уедет в Голливуд – выходить замуж за Ди Каприо. Который, впрочем, надолго в юном сердце не задержался, уступив бруталу из группы FIVE. Потом шокировала маму, отрезав почти под корень длинный волнистые волосы, которые теперь торчали дыбом. Искала себя, как могла.
В учебе все было тоже совсем негладко: классный руководитель периодически приглашала родителей для беседы, но ее усилия пропадали даром. Аня делала только то, что хотела, и частенько пятерки были разбавлены двойками по одному и тому же предмету. И вовсе не потому, что девочка была глупой, наоборот, Аня почти все схватывала на лету, но учила только то, что ей нравилось. Причем в этом не было никакой системы: сегодня она могла блестяще ответить на литературе, а на следующем уроке заявить, что "дурак ваш Обломов, так ему и надо", а то и вовсе отказаться писать сочинение на заданную тему, исписав половину тетради совсем по другому произведению. То же повторялось и с остальными предметами – девочка каким-то образом на отлично писала контрольные и участвовала в олимпиадах гимназии, категорически отказываясь идти дальше.
К десятому классу все смирились, что Анну не переупрямить, и утешались тем, что дочка не лезет в неподходящие компании. Хотя постоянно ожидали чего-то подобного. Вадим, к тому времени уже окончивший университет и помогавший отцу в расширении бизнеса, выходкам сестры не удивлялся, и ждал какого-нибудь подвоха. В конце концов, именно у него сестренка выпила больше всего крови, пока он исполнял роль няньки.
– Жизнь – боль и тлен, – заявила шестнадцатилетняя Анечка солнечным августовским утром, выйдя из своей комнаты в таком виде, что мама схватилась за сердце, отец за очки, а брат за голову.
Выбеленное лицо, подведенные черным глаза, черная же одежда, жуткие украшения в виде черепов и пауков и розовые перчатки на руках.
– Ч-что эт-то? – дрожащим голосом спросила мама.
– Она у нас теперь гот, – покачал головой Вадим. – Я таких часто на улице вижу. Вечно мрачные и печальные, все у них плохо. На кладбища еще ходить любят.
– З-зачем? – мама уже плакала.
– Хотелось бы сказать, что думать о смысле бытия, – хмыкнул сын, – а на самом деле им просто заняться нечем.
– Так, хватит тут спектакли разводить, – хлопнул рукой по столу папа. – Жизнь – боль? – дочка кивнула. – А ты говоришь, что им просто заняться нечем? – обратился к Вадиму.
– У