Логика ее исследования – это, как говорят в шахматах, форсированная игра: на каждый базовый методологический вопрос здесь возможен фактически только один ответ, выдерживающий столкновение с очевидными данными реальности.
Можем ли мы игнорировать существование души, объявить ее несуществующей? Нет, поскольку мы знаем, что это не так. Она есть. Мы хотим ее исследовать. Что мы можем исследовать? То, чем она представлена в рефлексии и переживании. Чем же она представлена? Чувствами, имеющими некоторую рефлективную маркировку «это про душу», а также концептами, отражающими сам факт ее бытия и разнообразные ее проявления, процессы и отношения, в которых она задействована.
Можем ли мы изучать чувства как таковые, вне соответствующих им концептов – феноменов, относящихся к когнитивной сфере? Нет, такая операция недопустима в нашем мире. В принципе, пространство мышления шире вербального мира концептов, и мы можем мыслить о чем-то, не концептуализируя это что-то. Но изучать, не концептуализируя, мы не можем, у нас просто не будет нужного для этого аппарата.
А можем ли мы изучать концепты отдельно от чувств? Да. Мы понимаем слово «душа» и, например, высказывания типа «душа устала» или «ему это не по душе», и для этого понимания нам нет необходимости что-то ощущать непосредственно в данный момент. Оперируя концептами как предметом исследования, мы можем прояснять отношения концептов, оттенки их смысла, наращивая свое знание об этом предмете. Концепты, в свою очередь, существуют как знаковые (языковые в широком смысле) системы, и мы можем поговорить о душе и на языке образов живописи, и на языке музыки, танца, ритуалов, или, например, карт Таро, – но все же трудно отрицать то, что наиболее развитым является именно язык в обычном понимании, язык слов.
Язык – это понятийная система, где за каждой единицей закреплены смыслы; и последнее, что следует здесь уточнить – о чьем языке, о чьей понятийной системе мы здесь говорим? Я могу объявить что-то «душой», потому что что-то подсказывает мне, что это правильно, но это язык, которым я говорю сам с собой, и знание, которое может быть получено путем анализа такого языка, не выходит за пределы личного мира человека. Создатель некоторой теории может объявить нечто «душой» и создать вокруг этого понятия определенное семантическое поле, язык, отражающий его внутренние реалии, и на нем будут говорить между собой две сотни – или две тысячи – его последователей, разделяющих его реалии. Знание, которое мы ищем, в том числе и знание о душе, все же претендует на более широкую релевантность, оно должно быть знанием о коллективной рефлексии, о мирах, которые разделяют значительные массы Homo Sapiens как место совместного обитания, поэтому предметом нашего изучения становится бытовой язык.