Наконец-то! Ура! Завтра начнётся моя студенческая жизнь. Жду с нетерпением. И волнуюсь.
Если бы грызла ногти, реально, уже бы до локтей добралась. Каково оно будет – ходить по коридорам старого института, вливаясь в гудящий поток студентов, сидеть на лекциях, слушая голоса умудрённых опытом профессоров?
Страшно, интересно, волнительно!
Сегодня приехали девчонки, с которыми мы пять лет будем делить комнату. Сразу же познакомились. Нормальные оказались. И то радость! Зря я переживала, что задиры или зазнайки какие попадутся. Хотя с моим уровнем везенья такое вполне возможно.
Девчонки тоже, оказывается, волнуются. Ничего ж не знают, всё новое. В таком большом городе и без родителей – ух, красота! Взрослая жизнь бодрит!
На правах практически аборигена – как-никак уже две недели здесь живу – показала и туалет, и кухню, и душ. Объяснила, где стоит стиралка, и в какие дни ею можно пользоваться, во сколько закрывают входную дверь, и где находятся ближайшие магазины.
Я, когда приехала, сразу к коменде пошла. Нормальная тётка. Выслушала мои сбивчивые объяснения, вошла в положение сироты и разрешила заселиться раньше срока. В общем, мне повезло. Вот бы маме так когда-то повезло, может, жизнь наша по-другому сложилась.
Мама…
Так, чего нюни распустила? Отставить слезоразлив! Держи хвост пистолетом, Соната! Выкрутимся!
– Сонь, – тянет Алина, разбирая привезённые вещи, – а чего у тебя имя такое странное?
Рассматриваю модную кофточку у неё в руках – эх, у меня такой в ближайшие годы не будет – и пожимаю плечами.
– Мама классическую музыку любила. Особенно "Лунную сонату" Бетховена. Вот и назвала так.
Рита заливисто смеётся.
– А прикинь, у тебя фамилия была бы Бетховена.
Она уже практически сгибается пополам.
– Ой, не могу!.. Соната Бетховена…
Заражает весельем нас, и вот мы уже втроём ухохатываемся, подвывая от смеха.
– Уф, насмешила… – отсмеявшись, выдыхает Алина.
Ладошками вытирает слёзы и, небрежным жестом отбросив за спину длинную светло-русую прядь, вешает на плечики очередное платье и суёт его в шкаф.
– Сонь, а фамилия у тебя всё-таки немецкая?
– Не знаю, – тяну задумчиво.
У меня дилемма – надеть завтра блузку и юбку, или видавшие виды джинсы и свитер-лапшу. Вроде праздник – первое сентября. А, с другой стороны, я ж не школьница уже, а студентка. Да и удобнее в джинсах. А в юбке я больше на зау́чку похожа. Ай, надену джинсы и блузку. Вроде бы студентка, но всё равно нарядно.
– Маминого деда звали Андрей Лие́сс, – продолжаю отвечать на вопрос Алины. – Когда пленных немцев гнали через наш город, мой дед был среди них. Он тяжело заболел, и его бросили. Думали, умрёт. Но моя прабабушка вы́ходила его, а потом они поженились. Дед умер, когда мама ещё маленькая была, но она запомнила, что он был абсолютно рыжий и по-русски говорил без акцента. А разве немцы рыжие бывают?
Алина неопределённо пожимает плечами.
– Кто их знает? Вот ты на немку совсем не похожа. Хотя, скорее всего, в прадеда своего