«Вот, ведь, птица небесная, – подумал Николай Семёнович, тщетно пытаясь разглядеть в небе певца, – не сеет, не жнёт, а празднику радуется.
Сегодня праздник – День Святой Троицы. И мысли Николая Семёновича как-то разом перескочили с благодатного любования природой на предпраздничные хлопоты.
« Для поездки в храм на утреннюю службу двух колясок, пожалуй, мало будет, – размышлял Оболин, отходя от окна. – Мы с детьми, сестрицы: Аграфена с Марфой, гувернёр с гувернанткой и Викентий с товарищем…»
Сын кузена Василия – студент медицинского факультета Викентий приехал вчера погостить вместе с товарищем своим – Савелием Фроловым. Фролов как-то сразу не приглянулся Оболину. На вид он не так уж и молод, видно, из тех – кого называют «вечным студентом»: угрюмый, молчаливый и взгляд полон презрения ко всему роду людскому, к тому же, и выпить – ой как не дурак. Не хотелось бы таких особ дома принимать, но гостя за порог гнать – это грех великий. «Пусть гостит, коли есть у него такое хотение, только потом попрошу Викентия, чтоб с такими друзьями сюда не приезжал».
«На поварню надо сходить, – продолжил думы свои Оболин, – пусть над обедом постараются. Нельзя перед новыми соседями при первом знакомстве опростоволоситься…»
В соседнюю деревню приехал новый барин Илья Ильич Янин, и Николай Семёнович послал ему записку с приглашением на праздничный обед. Сосед обещался непременно быть. Оболин сходил на двор, умылся и опять подошёл к окну. Хотел ещё малую толику полюбоваться красотами окрестностей, но получилось иначе. Прямо под окнами с охапкой берёзовых веток стоял Михей Петров и не сводил глаз с окон барских покоев. Только заметив в окне Николая Семеновича, мужик пошёл к воротам, которые дворовые девушки украшали ветками берёзы да разноцветными лентами. Михей жил в поместье Оболина со Светлого Воскресения. За него просил старенький садовник Афанасий – на редкость трудолюбивый и добросовестный человек, который был на хорошем счету ещё у деда Николая Семёновича. Афанасий сказал, что Михей его внучатый племянник и попросил разрешения, чтоб тот пожил лето в усадьбе. В честь праздника уважил Оболин старика, правда, потом покаялся, уж очень странным показался ему этот Михей. Лицо у него страшное, будто рассечённое надвое лиловым шрамом и одного глаза нет, к тому же часто бродил Михей по усадьбе и всё чего-то высматривал. Но прогнать Михея прочь – рука не поднималась, не хотел Николай Семёнович старого садовника обижать, уж больно