Тем не менее, исследуя неизведанные области психики, он всегда был готов использовать себя в качестве подопытного кролика. Его метафора со сфинксом очень красочна, однако обычно Фрейд представлял себя соперником этого мифического существа, Эдипом – героем, который в одиночку победил загадочного и смертельно опасного сфинкса, ответив на трудный вопрос. Не раз и не два Фрейд с сожалением отмечал, что лишь немногие люди признаются в своих чувствах, тщеславии и грешных желаниях, не обращая внимания на ущерб для собственной репутации. Он записывал и тщательно анализировал свои самые откровенные сны, а также некоторые неприятные воспоминания детства. С другой стороны, Фрейд проклинал поток саморазоблачения, когда чувствовал угрозу раскрытия его сокровенных тайн. «Кто собирается упрекнуть меня за такую скрытность, – вполне обоснованно писал он, внезапно прервав откровения своего знаменитого анализа сна об Ирме, – пусть сам попробует быть более откровенным, чем я». Будучи бесстрашным исследователем, Фрейд выставлял на общественное обозрение бо2льшую часть своего внутреннего мира, и в то же время как буржуа он очень ценил неприкосновенность частной жизни.
Фрейд оставил дразнящие автобиографические намеки, за которые с вполне понятным и некритическим энтузиазмом ухватились исследователи его жизни. В 1900 году в письме своему другу Вильгельму Флиссу он говорил о себе: «В действительности я не ученый, не наблюдатель, не экспериментатор, не мыслитель. По темпераменту я не кто иной, как конкистадор – искатель приключений, если хотите перевести это, – со всем любопытством, дерзостью и настойчивостью, свойственной людям этого сорта». Но это утверждение, подобно многим другим, лишь вводило в заблуждение тех, кто хотел понять Фрейда. Нет смысла искажать его личность, идя на поводу этого письма. Одно дело – с уважением относиться к самооценке Фрейда, что является обязанностью ответственного биографа, и совсем другое – обращаться с его заявлениями как с каноническими текстами. На страницах этой книги не раз будет показано, что Зигмунд Фрейд был не лучшим судьей самому себе.
Переполох, который вызвали идеи Фрейда, а также его пристрастные и зачастую в высшей степени субъективные саморазоблачения и самооценки, привел к тому, что каждый аспект его жизни стал предметом противоположных интерпретаций. Несмотря на десятилетия исследований и сотни посвященных Фрейду работ, его личность по-прежнему выглядит загадочной и чрезвычайно противоречивой. Его называли гением, основателем, мастером, гигантом среди властителей дум современности, а также, с не меньшей категоричностью, деспотом, плагиатором, сказочником, изощренным шарлатаном. На каждого поклонника, который провозглашал Фрейда Колумбом, находился