– Видишь, как заботлив твой слуга, Дориан. Он выдал мне все, о чем только можно мечтать, включая твои лучшие папиросы с золочеными мундштуками. До чего он у тебя гостеприимен! Мне он нравится куда больше, чем тот француз, что служил раньше. Кстати, куда он подевался?
Дориан пожал плечами.
– Кажется, женился на горничной леди Рэдли и увез ее в Париж, где она обосновалась в качестве английской портнихи. Как я слышал, англомания там нынче в моде. Ох уж эти французы с их причудами! Впрочем, как слуга Виктор был очень даже неплох. Особой симпатии у меня не вызывал, однако придраться было не к чему. Довольно часто мы слишком много себе надумываем. Он отличался изрядной преданностью и уходил неохотно… Хочешь еще бренди с содовой? Или предложить тебе белый рейнвейн с сельтерской? Я предпочитаю его. Наверняка в соседней комнате найдется бутылка.
– Спасибо, больше не хочу ничего, – отказался художник, снял кепи и пальто и бросил их на саквояж, который поставил в углу. – Дорогой мой, позволь поговорить с тобой серьезно. Не хмурься! Мне и самому этот разговор неприятен.
– В чем дело? – капризно вопросил Дориан, развалившись на диване. – Надеюсь, речь пойдет не обо мне? Сегодня я от себя устал. Хочу стать кем-нибудь другим!
– Именно о тебе, – сурово произнес Холлуорд. – Полчаса, не больше.
Дориан вздохнул и закурил папиросу.
– Целых полчаса! – недовольно пробормотал он.
– Я прошу не так уж много, Дориан, и делаю это исключительно для твоего же блага. Ты должен знать, что в Лондоне про тебя рассказывают самые ужасные вещи.
– Знать ничего не желаю! Люблю сплетни про других, а слушать про себя мне ничуть не интересно. Отсутствует прелесть новизны.
– Дориан, тебе должно быть интересно. Свое доброе имя интересно любому джентльмену. Ты же не хочешь, чтобы люди считали тебя скверным и опустившимся? Разумеется, у тебя есть титул и богатство. Однако титул и богатство еще не все. Заметь, лично я этим слухам не верю. По крайней мере, не верю им, когда гляжу на тебя. Пороки оставляют неизгладимый след на лице человека, их не скроешь. Некоторые считают, что бывают пороки тайные. Ничего подобного! Если несчастный одержим пороками, они проявляются в очертаниях губ, набрякших веках и даже в форме пальцев. Некто, кого я не хочу называть, потому что ты с ним знаком, в прошлом году пришел ко мне с просьбой написать его портрет. Прежде мы не были знакомы, и я ничего о нем не слышал, хотя потом услышал много чего. Он предложил неприлично большие деньги. Я отказался. В форме его пальцев мне привиделось нечто отвратительное. Теперь я знаю, что поступил совершенно правильно. Он ведет безобразнейший образ жизни! Но ты, Дориан, с чистым, прекрасным и невинным лицом, в цвете дивной молодости – разве я могу поверить слухам? Хотя видимся мы редко, в студию ты больше не приходишь. Когда люди шепчут про тебя гнусности, я не знаю, что