Ада потрясенно протянула:
– Боже мой! – и очень осторожно, нерешительно, сочувственно спросила,– а причину вам объяснили?
– Да, причем, исчерпывающе. Она сказала, что вчера ей сделали более заманчивое предложение. Она так и сказала «Более заманчивое». Были ведь девяностые годы, вы помните, что творилось? А я был бедным аспирантом с перспективой побираться на помойках для продолжения своих исследований. Она – безумно красивая девушка. Он – из нуворишей, владелец сети магазинов, еще там чего-то. Как ей было отказаться. Она просила ее простить. «Что ты можешь мне предложить?» – так она сказала. Ну что, в самом деле? Мою безумную влюбленность в нее? Мою жизнь? Что? И комнату в аспирантском общежитии в придачу. Я ее понял и простил. Хотя она могла бы сразу мне позвонить, я, по крайней мере, не выглядел бы так глупо при гостях и друзьях. Но она сказала, что «боялась меня расстроить раньше времени».
Ада подумала про себя, что девушка у него была на редкость жестокая и расчетливая, а, главное, как Ада считала, подлая. Но, разумеется, не сказала ничего подобного. Так же осторожно и мягко, абсолютно нейтральным тоном задала вопрос:
– И как вы справились? Ведь это же настоящий большой ужас.
– Помогли друзья и родители. Они установили дежурство и по очереди меня пасли. И без конца разговаривали со мной. Видите ли, Ада Андреевна, я именно тогда хорошо понял на своей шкуре, как мужики тотально зависят от женщин. Вы можете просто нас убить и это огромное, сильное существо, вместе со всеми своими мускулами и силищей ничего не может сделать, просто загибается. Я пробовал пить, пробовал покуривать травку, пробовал менять девушек – все пробовал. Потом как-то отпустило. Москва мне стала противна. Здесь у меня было жилье, я вернулся сюда. Мне оставалась только наука, она мне и дала возможность выжить. В нашем горнотехническом университете очень хорошая школа физики, как раз по моей специальности, я впрягся и потянул, это меня спасло. Первое время женщины вызывали у меня аллергию, мне казалось, что они все надо мной смеются. Потом, стало легче. Я пытался, чтобы как у всех, была жена, дети. Но не сложилось. Теперь я хочу только понимания и принятия. Мне хочется говорить на одном языке.
Ада, растерянная, не зная, что сказать, опять вздохнула:
– Боже мой!
Невмержицкий, не отрываясь, смотрел ей прямо в глаза, опять начиная краснеть. Чувствовалось, что каждое слово дается ему с трудом:
– Я это вам говорю для того, чтобы вы хорошо представляли себе причину моего одиночества. Наверняка, вас это интересует, но вы никогда не спросите, я уж это понял. Так сложилась жизнь. Раньше мне было жаль себя, а сейчас я твердо решил, несмотря ни на что, получить от жизни свою долю счастья.
Ада очень мягко, стараясь подобрать нужные, нейтральные, необидные