Смотря на небо, Нострадамус видел картины будущего. Образы, проплывающие перед ним, сулили мало хорошего: во многие страны придут новые правители – обманщики, не имеющие ни капли королевской крови, которые сместят законных королей; произойдут страшные сражения и убитых будет великое множество; он видел злость, насилие, смерть. А некоторые вещи Мишель просто не знал, как назвать: что за огромные летающие птицы, которые могут перевозить по воздуху людей? Что за телеги, ездящие без лошади? И раз за разом к нему приходила одна и та же мысль: «Как величественно и прекрасно то, что сотворено Богом, а человек, забывая и нарушая данные ему заповеди, из года в год разрушает этот мир, созданный не им, но для него…».
Но прежде чем рассказать другим эти видения последующих годов, необходимо было их сокрыть, окутать безопасной пеленой, дабы не нанести вред человечеству.
Мишель часто говорил: «Я человек и могу ошибаться».
Ошибался ли он? Это неизвестно, потому что непостижимо измерить силу его дара. Тысячи людей пытались расшифровать и понять все его катрены, но тщетно: такое огромное количество умов оказалось бессильно перед одним талантом. До сих пор, спустя четыре с половиной столетия, не разгаданы все его предсказаний, но те немногие, расшифрованные потомками, поражают точностью предвидения.
1 июля 1566 года друг Нострадамуса Шавиньи Бонуа, прощаясь с ним вечером, как обычно, произнёс:
– Доброй ночи. Увидимся утром.
На что услышал:
– Вы меня не увидите в живых при восходе солнца.
Как всегда, Мишель Нострадамус был абсолютно прав…
2006 год. Германия
Прошел месяц после того, как Генри поселился в замке. Роберт перевёз из его квартиры два больших ящика с книгами и самые необходимые вещи, и дядя обосновался в светлой спальне, выходящей окнами на запад. Генри много гулял и старался с каждым днём проходить всё большее расстояние, он окреп физически и обязательно дважды в неделю просил племянника подбросить его до библиотеки, где проводил целый день, и вечером с ним же возвращался домой. Дядины восторги по поводу замка постепенно улеглись, но к удивлению Роберта, полностью не прекратились. Нет, нет, но иногда он разражался долгой тирадой о неизвестном талантливейшем архитекторе и старых добрых мастерах, сотворивших эту, как выражался дядя, «архитектурную чаровницу».
Но самыми приятными в жизни двух холостяков стали вечера, которые они неизменно проводили в кабинете. Ожидаемые ими почти с самого утра, уютные, добрые, трогательные. Когда – в зависимости от настроения и погоды – заваривался ароматный