– Я сделаю, что могу, – сказал он Солоццо. – Думаю, в ваших словах есть резон – сам дон Корлеоне благословил бы нас на это при подобных обстоятельствах.
Солоццо серьезно покивал.
– Вот и отлично, – заключил он. – Не люблю кровопролития. Я деловой человек, а за кровь приходится чересчур дорого платить.
Зазвонил телефон, и один из тех, кто сидел за спиной у Хейгена, снял трубку, послушал, отозвался коротко:
– Ладно, передам.
Он подошел к Солоццо и что-то шепнул ему на ухо. Турок побелел, глаза его сверкнули яростью. По спине Хейгена пробежал холодок страха. Солоццо глядел на него, как бы размышляя, и Хейген понял вдруг, что его не отпустят. Что-то случилось, и он опять в двух шагах от смерти.
Солоццо сказал:
– Старик еще жив. Пять пуль всадили в его сицилийскую шкуру, а он все живой.
Он пожал плечами, как бы покоряясь судьбе.
– Не повезло, – сказал он Хейгену. – Мне, тебе. Не повезло.
Глава 4
Подъезжая к отцовскому дому в Лонг-Бич, Майкл Корлеоне увидел, что поперек узкого въезда в парк протянута тяжелая цепь. Все восемь прожекторов ярко освещали полукруглое пространство, вдоль изогнутой обочины выстроились не меньше десятка машин.
Присев на цепь, переговаривались двое. Он их не знал.
– Кто такой? – спросил один, с бруклинским выговором.
Майкл назвался. Из ближнего дома вышел человек, вгляделся в него.
– Сын дона, – сказал он. – Я его проведу.
Майкл пошел за ним следом; у дверей отцовского дома стояли еще двое, Майкла с его провожатым пропустили.
Дом был битком набит народом – он никого не знал. В гостиной увидел Терезу, жену Тома Хейгена; она сидела на диване, прямая, неподвижная, и курила. На кофейном столике перед ней стоял стакан виски. На другом конце дивана развалился тучный Клеменца. Лицо caporegime ничего не выражало, но по лбу у него струился пот, изжеванная сигара, зажатая в пальцах, почернела от слюны.
Клеменца поднялся навстречу Майклу – сочувственно тряс ему руку, бормоча:
– Твоя мать в больнице у отца – ничего, все обойдется.
Поли Гатто тоже подошел поздороваться. Майкл взглянул на него с новым интересом. Он знал, что Поли – телохранитель отца, но никто еще не говорил ему, что Поли сегодня не вышел на работу, сказавшись больным. Ему бросилось в глаза напряженное выражение смуглого худого лица. Он слыхал, что Гатто быстро продвигается наверх, подает надежды, что он парень не промах, умеет работать чисто и понимать с полуслова. Сегодня он сплоховал… Майкл заметил, что по углам толпятся еще какие-то люди, но лиц их не узнавал. Это не были подчиненные Клеменцы. Он сопоставил одно с другим и понял: Клеменца и Гатто были на подозрении. Думая, что Поли присутствовал при покушении, Майкл снова окинул взглядом его мелкие, как у хорька, черты.
– Как Фредди? Ничего? – спросил он.
Отвечал Клеменца:
– Ему