После встречи 24 сентября в переговорах наступила пауза до 8 октября, когда комиссары Речи Посполитой получили новые инструкции. В эти дни решался вопрос о судьбе Риги.
Присланный И. Эйленбургом проект соглашения о перемирии в конце концов не был принят царем, и русские войска стали готовиться к штурму города, но еще до завершения подготовки к штурму М. Делагарди 2 октября атаковал русские войска под Ригой и нанес им ощутимые потери[571]. 5 октября царь покинул свою ставку – «изволил… идти к Москве» и в тот же день последовал приказ войскам – «ис-под Риги из шанец и из городков отоитить»[572]. По осенней распутице армия медленно двигалась по Западной Двине к Полоцку, куда Алексей Михайлович прибыл 28 октября[573].
Вскоре после отъезда царя из-под Риги с царского «стана» на дороге к курляндскому герцогу 7 октября был отправлен вернувшийся из Пруссии дьяк Григорий Богданов[574]. Поручение ему, вероятно, дано было устно, но с чем оно было связано, можно узнать из грамоты герцога Алексею Михайловичу. В ней герцог выражал удовлетворение, что царь хочет «войну утолить» «и к миру помыслить»[575]. Речь шла, конечно, о мире со Швецией. Курляндский собеседник Г. Богданова канцлер М. Фелькерзам заверял его, что Карл Г устав «однолично миру хочет», и выражал пожелание, «чтоб перемирие взять и договоритца, где б вперед для мирного договору великими послами сьехатца». Г. Богданов в своем отчете царю высказал мнение, что герцог «в Ригу, чтоб перемирья учинить… говорить от себя пошлет»[576].
Еще до возвращения Богданова из Митавы на пути в Полоцк был предпринят другой шаг в этом направлении. 12 октября командующий русской армией Я.К. Черкасский прямо обратился к М. Делагарди с предложением начать переговоры о перемирии[577]. Эти шаги говорят, конечно, о стремлении хотя бы на время положить конец военным действиям, которые приняли неблагоприятный для русской стороны характер. В такой обстановке, существенно отличавшейся от той, когда русские войска начинали осаду Риги, возобновились переговоры под Вильно.
Новые указания о том, как вести переговоры, представители обеих сторон получили почти одновременно. 7 октября «великие» послы получили царскую грамоту с предписанием придерживаться прежних инструкций[578]. К. Бжостовский отметил в своем дневнике, что приехавший гонец вручил грамоту Н.И. Одоевскому во время службы, и, прочтя ее, «они с Лобановым открыто плакали»[579]. Ни эта грамота, ни другая, в которой послов извещали о заключении договора с курфюрстом[580], вряд ли могли вызвать у «великих» послов подобную реакцию. Возможно, гонец привез известия о тяжелом положении русских