– Что это тебе даст? Это поможет тебе вернуть твои силы?
– Нет. Но, возможно, это поможет мне почувствовать себя немного лучше. – Он залпом выпил вино и презрительно осмотрел кубок. – А ничего побольше у вас тут нет?
Я в отчаянии оглядел комнату, но Ааз меня опередил.
Он встал, подошел к пентаграмме и взял жаровню. По прошлому опыту я знал, что та была обманчиво тяжелой, но он понес ее к бочонку так, будто она вообще была невесома. Не удосужившись вылить старое варево Гаркина, он наполнил ее до краев и сделал большой глоток.
– Во-о-от! Так-то лучше, – сказал он и вздохнул.
Я почувствовал легкую тошноту.
– Похоже, малыш… – сказал он, окинув меня оценивающим взглядом, – похоже, мы с тобой застряли тут. Состав не идеален, но мы имеем то, что имеем. Пришло время прикусить пулю и разыграть карты, которые нам раздали. Надеюсь, знаешь, что такое карты?
– Конечно, знаю, – слегка обиженно буркнул я.
– Отлично.
– А что такое пуля?
Ааз закрыл глаза, словно борясь с неким внутренним смятением.
– Малыш, – сказал он наконец, – велика вероятность того, что это партнерство доведет одного из нас до помешательства. Думаю, это буду я, если только ты не перестанешь задавать свои глупые вопросы через каждое второе предложение.
– Но я не понимаю и половины того, что ты говоришь.
– Вот как. Тогда вот что. Постарайся копить вопросы и задавай мне их все одновременно один раз в день. Идет?
– Я постараюсь.
– Ладно. Теперь ситуация, как я ее вижу. Если Иштван нанимает бесов в качестве ассасинов…
– Что такое бес?
– Малыш, ты дашь мне хоть слово сказать?
– Извини, Ааз. Продолжай.
– Верно. Э-э-э… Это уже происходит! – возмущенно обратился он к небесам. – Не могу вспомнить, про что я говорил!
– Про бесов, – подсказал я.
– Ах да! Верно. Итак, если он нанимает бесов и вооружает их незаконным оружием, это может означать только то, что он взялся за старое. А поскольку я лишен магических сил, то не могу уйти отсюда, чтобы забить тревогу. Вот тут-то и появляешься ты, малыш… Малыш?
Он выжидающе смотрел на меня. Я поймал себя на том, что больше не могу сдерживать в себе унижение.
– Прости, Ааз, – сказал я тихим, жалким голосом, в котором едва узнал свой собственный. – Я не понимаю ни единого слова из того, что ты сказал.
Внезапно поняв, что вот-вот заплачу, я поспешил отвернуться, чтобы он не увидел моих слез, которые уже в два ручья текли по щекам.
Я сидел, то борясь с желанием вытереть их, то мучаясь вопросом, почему мне не все равно, увидит ли меня демон плачущим. Не знаю, как долго я так сидел, но к реальности меня вернуло прикосновение руки на моем плече – холодное, но при этом неожиданно мягкое.
– Послушай, малыш. Не кори себя. – Голос Ааза прозвучал на удивление сочувственно. – Ты не виноват, что Гаркин так тщательно хранил свои секреты. Никто не ожидает, что ты должен знать