– Нет.
– Сахар возьмите.
Она протянула мне 3 белые бумажные упаковки и салфетки.
– Тростниковый? – уточнила я, рассматривая пакетики.
Варвара склонилась чуть ниже.
– Нет, он обычный, но с ним чай не такой противный. Берите.
Стюардесса сунула мне ещё один пакетик и покатила тележку дальше. А я, повертев сахар в руках, поймала на себе неприязненный взгляд соседки.
– Наглая ты. И почему нахалкам всегда везёт? То папочка богатенький, то место с большим расстоянием для ног им выпадает, то сахар дополнительный дают. И за что всё это тебе?
– За ум, красоту и скромность. А ещё за ангельское терпение. Мы сидим на соседних креслах, но это почему-то мне повезло, а вам нет. Ещё и тыкаете, хотя мы с вами детей не крестили.
– Фух ты какая фифа! – Всколыхнулась тётка, подвинув меня на моём сиденье. – Я и не допустила бы, чтобы мой Никитос женился на такой нахалке. Он у меня хороший парень, работящий. А ты что? Фифа! Не приспособленная к жизни. Сахар ей тростникооооовый, суп ей в самолёёёёт.
– Да что вы ко мне прицепились? Сахара вам не хватило?
– Да, может, и не хватило. Мне-то, как простой смертной, всего 2 пакетика дали, а тебе 4! Тоже скажешь справедливо?
От её визгливого противного голоса начинала болеть голова. Прямо как у мамы, когда с ней начинал разговаривать отец. Я думала, что это фигура речи, а выходит – нет. Не слова, а сверло прямо в черепную коробку.
Мне не терпелось схватить свой сандвич и запихать соседке прямо в глотку, настолько она меня успела довести за несколько минут разговора. Но есть хотелось, а слушать склочную бабу – нет.
Поэтому я схватила с выдвижного столика все 4 пакетика сахара, и сунула в толстые, как сардельки, пальцы соседки.
– Возьмите, если вам так надо. Только аккуратней, смотрите, чтобы ничего не слиплось.
Соседка снова фыркнула. Сгребла протянутые мной пакетики с сахаром, повертела их в руках, и один вернула.
– Мне чужого не надо. Вдруг ты оголодаешь и в обморок упадёшь голодный. Зачем мне такое надо? Мне такого не надо. Я же не живодёр.
А потом она, потеряв ко мне всяческий интерес, нажала кнопку вызова стюардессы и попросила дополнительный чай, и ей принесли! Даже лимон положили двойной.
Мне стало обидно. Я летела рядом с необразованной наглой деревенщиной, которой было на всех наплевать. Она думала только о себе и плевать хотела на окружающих.
От обиды сжимала горло. Я распечатала бутерброд. Он напоминал по вкусу взбитые и высушенные опилки с прослойкой оконной замазки и чего-то жирного. Откусив первый кусочек, я едва не выплюнула его обратно.
Наверное, я бы так и сделала, но тётка смотрела на меня с презрительной ухмылкой, и я, бодро прожевав опилки, с энтузиазмом их проглотила. Запила неизвестным пойлом, именуемым зелёным чаем, и улыбнулась соседке.
– Наглая, – констатировала та, но теперь уже с восхищением. Высыпала 3 пакета сахара в один стакан и 2 в другой,