Граф подошел к столу, снял крышку с блюда, и я немедленно принялся за отлично зажаренного цыпленка. Вместе с ним были поданы сыр, салат и бутылка старого токайского вина – я выпил пару бокалов: таков был мой ужин. Пока я ел, граф расспрашивал меня о путешествии, и постепенно я рассказал ему все, что пережил. Закончив ужин, я по приглашению графа придвинул свой стул к огню и закурил предложенную сигару, сам же хозяин извинился, что не курит. Теперь мне представился удобный случай рассмотреть его. Внешность графа, несомненно, заслуживала внимания.
Выразительный орлиный профиль, тонкий нос с горбинкой и особым изгибом ноздрей, высокий выпуклый лоб и густые волосы, лишь немного редеющие на висках, нависшие кустистые брови, почти сросшиеся на переносице. В рисунке рта, насколько я мог разглядеть под большими усами, таилось что-то жестокое, в столь странном впечатлении были повинны и зубы – очень острые, белые, они не полностью прикрывались губами, ярко-красный цвет которых свидетельствовал о незаурядной жизненной силе, необычной для человека его возраста. Я заметил, что у графа характерные, заостренные кверху уши, широкий и энергичный подбородок, щеки впалые, но не дряблые. Особенно поражала бледность лица.
Издали при свете огня его руки, лежавшие на коленях, выглядели белыми и изящными, а вблизи оказались грубыми – широкими, с короткими толстыми пальцами. Странно, на его ладонях росли волосы! Ногти – тонкие, длинные, заостренные. Когда граф наклонился и дотронулся до меня рукой, я невольно содрогнулся – у него было зловонное дыхание, и я ощутил невольный приступ тошноты, который, как ни старался, не смог скрыть. Граф, очевидно заметив это, отодвинулся и с угрюмой улыбкой, еще более обнажившей зубы, сел на прежнее место у камина.
Некоторое время мы оба молчали. Я посмотрел в окно и увидел первый, еще смутный проблеск наступающего рассвета. Повсюду царила необычайная тишина, но, прислушавшись, я различил где-то, кажется внизу, в долине, вой волков. Глаза графа блеснули, и он сказал:
– Послушайте их, детей ночи. Какая музыка!
Заметив, наверное, недоумение на моем лице, он добавил:
– Ах, сударь, вам, горожанам, не понять чувств охотника, живущего в глуши.
Потом встал.
– Вы, должно быть, утомились. Ваша спальня готова, и завтра спите сколько угодно. Меня не будет до полудня. Спокойной ночи, приятных снов!
С учтивым поклоном он сам открыл дверь в восьмиугольную комнату, и я пошел спать…
Что за странное состояние: меня одолевают сомнения, страхи, подозрения, в которых я не решаюсь сам себе признаться. Господи, храни меня, хотя бы ради тех, кто мне дорог!
7 мая
Опять раннее утро, целые сутки я провел в полном комфорте. Спал почти до вечера и проснулся сам. Одевшись, я прошел в комнату, где накануне ужинал, там меня ждал холодный завтрак и горячий кофе: кофейник стоял на камине. На столе лежала записка:
Должен ненадолго отлучиться.