Но сердцем, сердцем… И возлюбим свет!
И к непотребству прошлому остынем!
Не опалён библейскою жарой,
Так смугло задержавшейся на коже,
Ни город, деревянный, пожилой,
Ни березняк в осенней мелкой дрожи.
Родимый край! Пчелу, шмеля, осу,
Угаснувших в цветочном лазарете
В кривых объятьях паучихи-смерти,
На стеблях васильков превознесу.
И к мошкам нежным не растрачен пыл,
На комара опять же не в обиде,
Поведаю дубравам – где я был
И что, подслеповатый, там увидел.
Приятелей, заждавшихся уже
Всего, что обещал им грустный мистик,
Прижму к омытой странствием душе,
К целебной силе обретённых истин.
И призрачно восстанет надо мной,
Промеж камней замшелых слёзы пряча,
Еврейская стена любви и плача
Стеной прощанья, вечности стеной.
«Я и себя полюбил, как творение Божье…»
(2000)
Я и себя полюбил, как творение Божье,
Слабого, нежного, – я и себя полюбил.
Вспомнив, что слеплен Единым Создателем тоже,
Тоже взлелеян под небом Его голубым.
Да, и меня, и меня лучезарно коснулись
Тихие, добрые, мудрые руки Творца,
Так же, как храброй осы и пугливой косули,
Ног моих, дней моих, мыслей моих и лица.
Больше не стану, не буду себя ненавидеть,
Больше не стану, не буду ворчать на себя.
Им перевиты артерий и вен моих нити,
Им сплетена небывалая прежде судьба.
Кто-то умнее меня, кто-то крепче талантом,
Кто-то смазливей, а кто-то удачливей, злей.
Но не прекрасней, не лучше меня ни на атом,
Ибо одно я, одно со Вселенною всей.
Греховная грань
Соблазны
Аду или раю сообразны,
Повергая в трепет и смущенье,
Мимо ходят милые соблазны,
Нежные такие искушенья.
Жадными весёлыми глазами
Схватывая линии и формы,
Кто мы, где мы – забываем сами,
Да и важно разве – где мы, кто мы?
У соблазнов ангельские щёчки,
У сладчайших кругленькие шейки,
Шёлковой травинкою в тенёчке,
Ох, и любят щекотать их шейхи.
У фонтана в тишине вечерней,
В мраморной изнеженной прохладе
Узенькие плечи обольщений,
Ох, и любят эти шейхи гладить.
Но в привычках дружеской приязни,
Под рукою в бурный миг сближенья,
Испарятся лучшие соблазны,
Дивные исчезнут искушенья.
Грех
В пространствах неживых клубится грех,
Бахвалится усмешкой сатанинской,
То кукишем проглянет из прорех,
То липнущие вязкие ириски.
Почтительным патлатым старичком
Расшаркается перед жирной Дуней
И снова вертит волосатой дулей,
И огненным хохочет