Лукоморье. Коллектив авторов

диск апельсинового солнца. Небольшое судно, нарушая тишину, размеренно пыхтя, приближалось к кораблю, остановившемуся на рейде. На крыше кормовой рубки сидели деревенские мальчишки, счастливые от возможности прокатиться до теплохода и обратно. Кроме ребят, пассажиров встречали родственники, и среди них был дедушка в клетчатой рубашке и кепке. Люди спустились в дору, заняли свободные места. Подростки сбились в кучку, словно стайка воробьёв, освободив край кабины для городской девочки. Медленно разрезая морскую гладь, оставляя за собой пенный след, судёнышко взяло курс на берег, вошло в устье реки, проследовало дальше и пришвартовалось к бревенчатому причалу. По деревянным мосткам путешественники дошли до середины посёлка, где уже второе столетие стоял их родовой дом. От старости он присел, и его глаза-окошки оказались у самой травы – так что любопытные незабудки могли заглядывать внутрь. Доски обшивки посерели, из кирпичной трубы приветливо струился дымок, крыльцо, пристроенное сбоку, весело зазывало зайти. Две избы, соединённые небольшими сенями, вмещали всю семью. Одна из них окнами выходила на речку, а другая – на улицу. В каждой имелись печь, загородка и горница. На углу дома рдели две звезды, присвоенные в память о бабушкиных братьях, ушедших защищать Родину и не вернувшихся с войны. Алексей погиб рядом с городом Лугой в 1941-м, а Николай дошёл с боями до Кёнигсберга (Калининграда), его не стало весной 1945-го.

      Дед толкнул калитку, и горожан с чемоданами встретил просторный палисадник. На крыльцо вышла старушка в ситцевом платье, сняла с головы косынку, обнажив седые коротко подстриженные волосы, удерживаемые гребнем-ободком. На лице, испещрённом паутиной многочисленных морщин от жизненных радостей и невзгод, играла ласковая улыбка. Увидев родных людей, она с облегчением вздохнула:

      – Заволновалась уже. Дела переделала, а вас всё нет и нет.

      После объятий и поцелуев они вошли в избу, наполненную дивным запахом пирогов. Калитки с картошкой, шаньги со сметаной и творогом, кулебяки с рыбой – всем этим хозяйка была готова накормить дорогих гостей. На столе, повидавшем представителей не одного поколения, на фигурных ножках шумел жаровой самовар. Угольки в его трубе ещё не погасли, на ажурной конфорке стоял заварной чайник. В сахарнице из толстого гранёного стекла лежал кусковой сахар. К ароматному морошковому чаю прилагались конфеты, печенье и галеты. В деревне чаепитие происходило по-особенному, из блюдец. Вода в самоваре продолжала часами кипеть, поэтому налитый в чашки через изогнутый краник кипяток не остывал. Кубики сахара в чай не клали, а раскалывали их щипцами и ели вприкуску. Чайная церемония длилась неспешно, сопровождаясь разговорами.

      – За вашей выпечкой, Мария Петровна, я на край света готов поехать, – вымолвил отец.

      – Раньше женщины готовили «хлебное» с самой разной начинкой, – начала рассказ бабуля. – Из ржаной муки на опаре делали каждый день шаньги с крупой или картофельной замяткой, грибовники,