– Да пошёл ты, – выплюнула я, стараясь вложить в этот отчаянный словесный выпад как можно больше яда, который кипел во мне с самого первого момента пребывания в этом замке.
Мужчина лишь зловеще усмехнулся и бросил хлеб прямо к решётке. От такой траектории полёта он запросто мог отскочить и завалиться где-нибудь подальше, и я не смогла бы дотянуться до него никаким образом.
Он подошёл почти вплотную к прутьям, подался корпусом вперёд и выставил руку с кружкой перед собой. Страж стал медленно переворачивать еë так, что вода стекала с неё на землю капля за каплей, иногда образуя тонкую струйку. Когда вся вода вытекла, он разжал каждый палец по очереди и на последнем, ёмкость приземлилась с грохотом, отскакивая от земли, как мяч, разнося по камерам гулкий звон.
– Приятного аппетита, дрянь, – он самодовольно ухмыльнулся и сплюнул себе под ноги, после чего демонстративно развернулся и направился к выходу, насвистывая лишь одному ему известную мелодию.
Обессиленная и униженная, я вскочила с настила, подлетев к прутьям, и ударила по ним кулаками, желая выпустить пар, отчего цепи на моих запястьях зазвенели. Я обречённо выдохнула, понимая, что я беспомощна. Осторожно наклонилась, протянула руку сквозь решётку и подхватила то, что предназначалось мне, как еда.
Небольшой кусок хлеба, который помещался у меня на ладони, был весь в грязи. Но при виде хоть какой-то пищи у меня так заурчало в животе и скрутило от голодного спазма, что я просто на просто отряхнула всю видимую грязь и принялась жадно откусывать. По щеке покатилась очередная слеза горечи, от боли, унижения и избиений, которые мне предстоит вытерпеть здесь ещё не один раз, пока они не решат, что моя жизнь должна подойти к концу.
Я словила дикую волну отчаяния и страха. Я нагло врала себе, говоря о том, что боюсь лишь за жизнь Коула. Мне страшно, ужасно страшно. Не бывает никого в здравом уме, кто не испытывает страха за свою жизнь, даже если такие и есть, то они полные безумцы. Я оглянулась на то место, где беспощадно растеклась вода из кружки и во рту, от очередного пережёванного куска хлеба стало ещё суше. Тяжело сглотнув, я решила для себя, что если сейчас не перестану жалеть свою ранимую натуру, то к концу моего незабываемого путешествия по подземельям от меня прежней ничего не останется.
Из камеры, напротив, послышалось шуршание, вырвав меня из самобичевания. Я метнула взгляд в ту сторону и увидела, как женщина, лежавшая там, тяжело поднимается на локтях, пытаясь принять сидячее положение. Еë грязные чёрные волосы полуночного цвета, доходившие до изгиба талии, раскинулись по плечам, закрывая хрупкое исхудавшее туловище от посторонних глаз. Безобразные шрамы и грязь покрывали всё тело, а кусок тряпки, висевший на ней мешком, закрывал выпирающие наружу кости, обтянутые кожей от долгого истощения магией и голодания. Она издала протяжный стон и приняла устойчивое положение, наконец, усевшись на подстилку.
– Эй,