14
Золла приводит такую цитату Марка Аврелия: «Помни, что тот, кто дергает за ниточки этого существа, скрытого в нас, – это Он пробуждает в нас слово жизнь, он – Человек <…> нечто более божественное, чем наши страсти, которые уподобляют нас марионеткам – и не более того». По его мнению, таков источник концепции, описанной Клейстом в эссе о кукольном театре (о нем Агамбен подробно расскажет во второй главе).
15
По сюжету романа «Золотой осел» его главный герой, юноша по имени Луций, по ошибке превращается в осла и в этом облике переходит от одного хозяина к другому, претерпевает унижения и наблюдает упадок нравов римского общества. В конце он в приступе отчаяния взывает к богам, и его спасает богиня Исида, благодаря которой он снова превращается в человека. Автор еще не раз вернется к этому сюжету, поскольку, на его взгляд, Коллоди во многом опирался именно на этот текст.
16
Древние таинства, обряды инициации, принятые в культах богинь плодородия Деметры и Персефоны; ежегодно проводились в городе Элевсине около Афин и считались наиболее важными из всех подобных мистерий.
17
Дочери Даная убили своих мужей в первую брачную ночь и за это попали в царство Аида, где их приговорили к этому наказанию.
18
Здесь и далее цитируется статья В. Беньямина «Сюрреализм. Моментальный снимок нынешней европейской интеллигенции» в пер. И. Болдырева (опубликована в журнале НЛО, № 4, 2004).
19
Она была опубликована 18 октября 1848 года.
20
Сборник из шести рассказов, своего рода ментальное упражнение, предлагающее читателю череду фантастических образов и изобретений автора, в них нет четкого сюжета, и по форме они скорее напоминают описание неопределенных видений.
21
По-итальянски словом favola обозначается и сказка (в переносном значении – небылица), и басня. В случае с Пиноккио такое смешение более чем объяснимо, потому что эта сказка имеет назидательный смысл, как положено, в свою очередь, басне, хотя называть книгу Коллоди басней не совсем корректно ввиду объема и прозаической формы. Одновременно с этим favola противопоставляется «роману» (romanzo): первое повествует о заведомо вымышленных событиях, второе претендует на некое описание реальности, – по крайней мере, так дело обстояло в эпоху Коллоди. Называть «Пиноккио» романом русскоязычному читателю вряд ли позволит его на сей раз небольшой объем, поэтому логичнее будет обозначить это произведение как повесть, несмотря на то, что этот жанр не характерен для европейской традиции.
22
Здесь и далее пер. С. П. Маркиша.