Если так, то почему же ты меня не задержала, когда я уходил совсем. И ты знала куда. Ты настолько гордая, что твои чувства тебе ничего не значат; скажи, зачем прикрываться гордостью? Если бы мы были благоразумней и удерживали бы себя ещё тогда, когда начинались наши разногласия. Но мы этого сделать не сумели. Что же мы с тобой натворили?! Мы ни капли не приложили своих душевных сил против краха отношений и продолжали их разрушать. И наш мир рухнул, испоганенный гнусными распрями. Попробуй теперь поднять их из руин?
Если бы ты знала то, как я уезжал от тебя тогда, в конце августа. Я ехал в поезде, лёг на верхнюю голую, без постельного белья, полку и вокруг себя, ничего не слышал, точно меня оглушили. А мир для меня потерял былое значение, живые звуки и краски исчезли, всё будто покрылось пеплом наших сгоревших отношений. Я не чувствовал ничего, все мои ощущения утратили прежнюю силу, я не слышал ни звуков, не различал ни красок. На меня нашло какое-то тупое безразличие, и казалось, будто я лечу в бездну и я действительно погрузился в неё с тяжёлыми чувствами. А хотя даже этих чувств уже не испытывал, на меня нашло полное отключение, я был загнан в тупик. Знаешь, даже не было страшно! Но тебе этого ни за что не понять, так как ничего подобного не испытала.
Ты уже после что-то, видно, почувствовала, чем тебе это угрожает, когда узнала, куда я уезжал. Но вот я приехал, разговора между нами умного, толкового не получилось, и всё от глухого непонимания. Ты нисколько не выразила того страха, что я испытывал в дороге. Ты внешне и внутренне была по своему обыкновению весьма спокойна.
Неужели я не обратил внимания на твоё примирительное выражение на лице, и будто ты была готова быть мне покорной и со всем со мной согласной? Ведь, ещё как обратил! Но не пошёл тебе навстречу со словами покаяния. И это всё из-за твоих своенравных и деспотичных родителей. Они потому и не отпускали тебя на сторону, считая тебя за тепличное чадо. Вот и получилось, что мы разошлись и теперь, кажется, навсегда.
Как это бывает в жизни с людьми, свою ошибку понимаешь намного позже после дня её совершения. И её уже скрывать невозможно. По-моему, у нас было всё, чтобы жить в согласии и понимании. Но мы, что имели в своих сердцах, не сумели соединить в одно целое. Я очень глубоко переживал. А ты не знаю.
Потом я снова уехал не совсем в чужой город, так как его знал по службе в армии. На вокзале меня встречала девушка, при имени которой ты вся дрожишь, как и тогда, когда я приехал, мы молчали. Я потом ушёл, а тебе гордость не позволила спросить, ну как она меня приняла. Я только тебе сказал одно, как затверженную наизусть фразу: «От хорошего не уезжают».
Я